Чужаки - [7]

Мне везло на курьезные случаи. Как-то, проходя по рынку, я увидел толпу людей, склонившихся над мужиком. Кто-то позвал меня. Я опустился перед ним. Выяснив, что у него «забарахлило сердце», начал делать искусственное дыхание, и через некоторое время мужчина пришел в себя. Прибежавшая женщина, видимо, жена, поблагодарила меня и повела его домой. Месяц спустя мы случайно встретились вновь, хотя я его не узнал. Пришлось задержать этого мужчину, как подозрительного, без документов, и доставить в отдел. Потом выяснилось, что он в розыске из-за квартирных краж по Металлургическому району. Когда его отправляли в ЧМЗовский отдел милиции, он, горько улыбнувшись, произнес сквозь зубы:

— Да, начальник, когда-то ты мне жизнь спас, а вот теперь в тюрьму отправляешь.

Всякое случалось в нашей службе, каждый шел к нам со своей бедой:

— Товарищ дежурный, у меня ребенок пропал. Помогите!

— Сержант, у меня вещи в автобусе остались, найти бы!

— Товарищ милиционер, там драка!

И я бежал туда, где были горе и беда, где во мне нуждались.

В основном люди на автовокзале были добрые, но встречались и такие, которые относились ко мне с презрением. Задерживая двух хулиганов, я попросил мужчин помочь, но услышал в ответ:

— Да пошел ты!

На автовокзале часто болтались подростки. Поначалу они боялись меня, но со временем я подружился с ними, они частенько заходили в комнату милиции просто так, посидеть, чтобы только куда-нибудь скрыться от пьяных родителей.

Как-то я задержал девочку-школьницу и хотел было отправить ее в приемник, но она буквально забилась в истерике:

— Не хочу в приемник! Не поеду!

Прибежали кассиры и отговорили меня, оставив ее у себя.

Командир роты своими подозрениями не давал мне покоя: не мог поверить, что я не пью, тем более, что я иногда работал с сержантом, который злоупотреблял, мог выпить и на службе, а после одного дежурства он вообще взъелся на меня.

У нас в роте был заведен толстый журнал, где мы отмечали результаты работы. И вот я, который находился в десятке лучших, однажды не сделал никаких записей.

— Ты что, сегодня не работал? — с недоумением посмотрел на меня командир роты.

— Как это не работал?! — возмутился я. — Вы же меня проверяли, даже принюхивались.

— Но результатов-то нет! — вскричал капитан.

— А что, у нас план? — спросил я.

Его лицо налилось кровью.

— У нас должен быть порядок!

— Вот у меня и был сегодня порядок. Ни пьяных, ни хулиганов!

— Значит, ты не работал. Я тебе смену не засчитываю. Можешь идти.

И после этого вся моя служба попала под жесткий контроль. Он сам проверял мои протоколы и рапорты. Рвал их и бросал в корзину.

— Неправильно составлено, а здесь помарки, — придирался он по любому поводу.

— Все, Володя, он тебе жизни не даст, — сочувствовали мне сержанты.

Вскоре я понял, что на службе можно ставить крест, и когда на автовокзале по делам появился капитан милиции, заместитель начальника приемника-распределителя для несовершеннолетних, и предложил мне перевестись в приемник, я согласился: меня тянуло к подросткам.

— Твой классный, — добавил он, — мне сказал, что ты обязательно согласишься. Только найди его, говорит, он парень хороший.

Значит, не забыл меня мой классный руководитель, который когда-то сам работал с подростками в приемнике.

Через некоторое время меня перевели в детприемник. Я попросился в отпуск и уехал в свой отряд «Сердце Орленка», где хорошо отдохнул, работая с «орлятами». Я еще не ведал, что вскоре встречусь с другими подростками, о которых знал только понаслышке и милицейским ориентировкам.

Закончилась смена. Я прощался со своими друзьями-«орлятами», расставался с интересной жизнью, о которой стоило бы написать книгу. Меня ждало неизведанное.

В августе пришел к двухэтажному зданию, за высоким забором которого шумел яблоневый сад. Позвонил. Дверь автоматически открылась, и кто-то крикнул:

— Толкайте дверь!

Я толкнул и вошел. Оглядев высокий забор, железные двери и решетки на окнах, я испытал гнетущее чувство.

В памяти отчетливо сохранилась моя первая ночная смена. Меня приветливо встретила дежурная и, ознакомив с основными обязанностями, в которые входило одно: следить за пацанами, провела меня на второй этаж, где передо мной и предстали эти самые пацаны. Я с любопытством оглядел этот строй подростков в трусах, а они с интересом приглядывались ко мне. На первый взгляд, они казались очень похожими на моих «орлят», но кто же они были на самом деле? Это мне предстояло узнать. И когда они уснули, я присел на банкетку рядом со старой нянечкой, которая рассказала мне про приемник, про его воспитанников, объяснила, как с ними обращаться.

— Ты построже с ними, — сказала она — Ключи не бросай, где попало, а то уйдут в побег.

Она стала моим первым наставником в работе с пацанами с рваным детством.

Что скрывать, я привыкал к приемнику-распределителю очень тяжело. Глядя на этих отверженных ребят не мог поверить, что они воры и хулиганы. Я был оглушен их рассказами о горьком детстве, потрясен и раздавлен страшными жизненными фактами. Особенно переживал, впервые увидев малышей-сирот. Так случилось, что в первые дни в приемнике встретил несовершеннолетнюю мать и ее ребенка, трехлетнюю дочурку. Эта семнадцатилетняя, озлобившаяся и изуверившаяся в жизни девушка родила малышку в 14 лет неизвестно от кого, так как насиловала ее целая группа парней. На все мои попытки поговорить с ней она отвечала открытой враждебностью. И тогда я понял, что мне предстоит тяжелая служба, а главное — научиться понимать всех их, обездоленных и покинутых. Мне хотелось хоть как-то им помочь. На каждую смену старался принести им сладости, читал книжки, рассказывал о себе, о своем «орлятском» отряде, пытался провести какие-то игры, организовать «огоньки». Через некоторое время меня отвел в сторону воспитатель и начал грубо вправлять мне мозги.