Чужак. Сапсан и нетопырь - [7]

— А ведь верно, — заметил военколдун.

— Там, — он махнул рукой на догоравший дом, — внутри можно было бы хоть самому Мантусу жертву приносить, сейчас никаких следов не найти…

— Понятно… — Вульпекс с интересом глянул на сообразительного полицейского, — я вас, эдил, попрошу снять копию того дела и прислать мне, господин префект в курсе — куда. А сейчас разрешите откланяться — дела…

Огонь погас, и все присутствующие начали расходиться. Префект оставил одного вигилла на страже — охранять место пожара до того момента, когда оно остынет достаточно для детального обыска и ушел вместе со своими эдилами. Легионеры вернулись в казармы, где центуриону Мамеркусу предстояло сочинять рапорт о происшедшем и, сиськи Алекты, объявлять пропавшими без вести двух его подчиненных — третьего центуриона Квинта и легионера первого класса Лакса.

Куда направился столичный чиновник Вульпекс, не знал никто.

* * *

Необычайно обострившийся слух улавливал каждый звук за дверью. Идут трое — у двоих шаги уверенные и, при этом, шаркающие — что это значит? "Кавалерийская" походка? У третьего шаги совсем другие и что-то звякает — цепи? Еще один пленник? Так, на пленника не отвлекаться, главное — тюремщики. Ренев вслушивался и холодно прикидывал, как он станет убивать тюремщиков — удивляться своим новым способностям и знаниям ему было некогда.

Тюремщики не торопились. Один громко рассказывал второму, почему-то с сильным акцентом, на том языке, который в голове Ренева ассоциировался с покойным Лаксом. "Общеимперский" язык. Он же — "лакаанский". Что это означало, Ренев плохо представлял. Ему пока было достаточно, что он вполне улавливал смысл сказанного.

— …Когда мы легионеров с мужичьем-ополчением перебили и ворвались в Тарк, там оставались их бабы со щенками. Ну, щенков, понятное дело, дротиками — мы еще спорили, кто с первого удара паршивца пришпилит к стенке, увертливые твари. Баб- на общую потеху. Кроме самых лучших, их, понятно, как обычно — на продажу мерканцам. С десяток заставили голыми, на четвереньках, на сторожевую башню забираться. И они сами это делали, добровольно — пообещали за это их щенков пощадить, а они, дуры, и поверили! А потом, по одной, скидывали вниз, на парковую решетку — спорили, нанижется она на верхушки прутьев, или так расшибется. Жаль, что решетка быстро обвалилась… Весело было…

— А ты слышишь, как эта падаль зубами скрипит? Если бы ни кляп и цепи, горло бы нам перегрыз, герой имперский. Ха-ха-ха!

— Он-то? Да имперцы только зубами скрипеть и горазды! Что они понимают в удовольствии перегрызть горло врагу? Или сожрать живьем его печень? Это мы, народ степей, знаем сладость унижения врага, вкуса его крови и запаха его страха…

— Ничего, сейчас посмотрим, как ему горло шедда перегрызет! И запах его страха понюхаем. Открывай дверь! Из-за него, сволочи, Гунявого шедде скормили — сбежать он, видишь ли, решил! Правда, не знал, дурак, что выход из тюрьмы только один и идет через нашу казарму. Но и Гунявый хорош — дромедар холощеный, дал себя покалечить…

— Гунявому, можно сказать, еще повезло! Был бы сам Хозяин дома, он бы из него сделал этого, зу…зо… ну, чучело ходячее. А шедде скормил бы тебя, десятника… бывшего десятника, хэ-хэ-хэ! Ладно, пришли… эй ты, падаль, стоять, лицом к стене! Сейчас гляну, как там шедда…

— Нет, не может быть! Где он? — это уже на каком-то другом языке, но Ренев и его понимал, хотя не знал — откуда у него это понимание.

— Ты что, дури обкурился? Куда можно деться из глушильных оков и заговоренной камеры? Ах ты, Хорово дерьмо, и впрямь нету! Ну, открывай же, сейчас разберемся…

Дверь распахнулась, и в камеру влетел от сильного толчка пленник. Ренев краем глаза — всё его внимание было на дверь — отметил, что упал пленник грамотно, сгруппировавшись, и, несмотря на оковы, почти сразу поднялся на ноги. И застыл, уставившись на Ренева в немом удивлении.

Почти сразу следом в дверь просунулась плоская рожа с поросячьими глазками, приплюснутым носом и клочком редкой бороденки на подбородке. Ренев молниеносным движением захлестнул на шее стражника цепь и рванул на себя. Рывок был столь силен, что под цепью что-то противно хрустнуло… Труп ватной куклой покатился под ноги пленнику. Горлом хлынула кровь…

Не тратя ни секунды времени, Ренев отпустил один конец цепи, освобождая, снова перехватил двумя руками и выпрыгнул в коридор. Второй стражник, такой же плоскорожий, низенький и кривоногий, демонстрируя похвальную скорость реакции, отступал назад, вытаскивая кривую саблю. Ренев принял рубящий удар на цепь и, захватив ею лезвие, дернул, добавляя свое усилие к удару. Сабля вылетела из руки степняка, а в следующее мгновение Ренев нанес ему удар кулаком в висок. К сожалению, удар получился вскользь — сбитый с ног тюремщик покатился по полу, но сознания не потерял и схватился за нож, болтавшийся на поясе, рядом со связкой ключей. Денис Алексеевич поднял свое оружие — цепь, и хлестнул — раз, тот увернулся, другой… От третьего удара стражник увернуться не успел — цепь разбила ему кисть, и нож звякнул об пол. Отбросив цепь, Ренев встал на колени и схватил противника за горло. Заглянул в тускнеющие глаза и…