Чувства замедленного действия - [7]

Дверь в столовую распахнулась, и вошел Куликовский. Услышав последние слова Комбата, он сообщил:

– Развод в семнадцать тридцать совместно с красноярским отрядом. Построение перед вокзалом. Быть тепло одетым и при себе иметь оружие с боекомплектом. Сегодня я заступаю дежурным по штабу заставы.

К полудню над столовой дымила жестяная труба, огромная кухонная печь жадно пожирала остатки драгоценных дров. На пищеблоке ловко управлялись с кастрюлями две местные женщины. Обеим лет по двадцать пять, стройные, словно молодые березки. Обеих звали Наташами. Обращаться к ним по фамилиям было как-то неудобно, поэтому различали их по росту: Наташа большая и Наташа маленькая. Последняя была с сынишкой Русланчиком, который постоянно крутился под ногами у матери.

Прошло не менее двух часов, как в поисках хлебопекарни с заставы ушел «Урал» с Гусельниковым. Водителем машины назначили сержанта Трофимова, имевшего при себе водительские права. В сопровождение выделили двоих бойцов из взвода Костина.

Некрытов нервничал в ожидании тыловика: все-таки первая самостоятельная поездка по Чечне. Высмолив подряд две сигареты, он вышел из вагона и отправился на третий пост, представляющий собой сооружение из бетонных блоков и мешков с песком, – с бойницами на три стороны. Асфальтовая лента шоссе – в пяти метрах, на ней змейкой уложены такие же изделия из бетона, способные пропустить любую транспортную единицу только на самой малой скорости. Вдоль дороги извивался пятидесятиметровый неглубокий окоп с насыпным бруствером.

Перпендикулярно автостраде в сторону станицы Малиновской уходила грунтовая дорога. На ней, не имевшей стратегического значения, устанавливать «змейку» не имело смысла. Такое решение было принято командованием федеральных войск.

Еще издали Некрытов заметил в окопе двух бойцов. Подойдя поближе, узнал Жукова и Громилу. Они лопатами выбрасывали наверх землю, поднимали окопный бруствер.

Откинув матерчатый полог, заменявший входную дверь, Некрытов зашел внутрь.

Ратников и Белохвост через амбразуры вели наблюдение за автомагистралью. Внутри блокпост имел ухоженный вид, насколько позволяли полевые условия. Земляной пол, утрамбованный не одной сотней ног до каменной твердости, был чист. Под окурки стояло несколько пустых банок. Перед бойницами – три самолетных кресла. У стены аккуратно стояла пара противотанковых гранатометов. Десяток зарядов к ним лежал в бетонной нише, укрытый от случайного контакта с шальной пулей или осколком.

– Ну, как проходит первое дежурство? – спросил командир у Ратникова.

– Нормально, Комбат, – ответил взводный. – Инцидентов при досмотре личного автотранспорта местных жителей не было, к такой процедуре они приучены. По первому требованию безропотно открывают багажники.

Сергей полистал журнал.

– Проверили одиннадцать легковых машин, номера их здесь записаны. Ничего запрещенного не обнаружено. На Грозный проследовала колонна бензовозов из десяти машин в сопровождении двух боевых машин пехоты и одного бронетранспортера.

Сергей окинул взглядом помещение.

– Прибрались тут маленько, навели порядок. Сейчас бойцы углубляют окоп, больно мелковат. В случае чего по нему передвигаться можно только на корточках. Это не дело, когда из укрытия даже «богатырь» Громила по пояс виден, не говоря уж об остальных.

Послышался шум мотора. Трассу на приличной скорости утюжила крупногабаритная автомашина. Рваные лохмотья тента развевались на ветру и громко хлопали по бортам, отчего грузовик походил на огромную птицу.

– Это «Малыш» спешит домой.

«Урал» был пожалован заставе ГУОШем и отродясь не имел государственного регистрационного номера. Какой-то умник намалевал на бампере белой краской слово «Малыш», и это название служило теперь опознавательным знаком автотранспорта тринадцатой заставы.

Включив правый поворот, «Малыш» остановился у закрытого шлагбаума. Из кабины выпрыгнул улыбающийся Гусельников, глаза его довольно блестели.

– Порядок, Комбат, – доложил он. – На полмесяца хлебом мы обеспечены. Договоренность достигнута в результате непростых для обеих сторон переговоров, не исключена возможность подмены нашей муки высшего сорта на более низкий сорт, о чем я предупрежден. Главное – хлеб будет.

– Молодец. – Некрытов одобрительно шлепнул его по плечу. Чувство удовлетворения передалось и командиру: все-таки одна проблема решена.

Место для погреба выбрали между столовой и вагоном. Шесть человек из второго взвода работали сноровисто, и к обеду яма практически была готова. Оставались мелочи, они достались старшине Косихину – полноватому, плешивому мужичку с вечно брезгливым выражением лица.

– На кой ляд мне это нужно? Я землю копать не нанимался, – бубнил он, обравнивая края ямы. По его круглому, как сковорода, лицу за ворот нательной рубахи стекали крупные капли пота. – За месяц вся картошка не испортится. Для кого нам ее сохранять?

– Уймись, Косой, слушать тошно, – не выдержав, оборвал его Беляков. Он подбирал совковой лопатой землю за Косихиным. – Гляжу я на вас, городских, и диву даюсь: какие-то вы ненормальные, элементарного понятия не имеете, что картошка – это плод и результат тяжелого крестьянского труда. А всякий труд требует к себе должного уважения, понимать надо.