«Чувства Инкорпорейтид» - [7]

— М-м-м-м. Понимаю. Может быть, — Фрэйзер нахмурился. — А субъект сможет вспомнить, что с ним делали?

— О нет. Это все происходит на нижних уровнях подсознания. Надеюсь, вы поняли все нюансы моей деятельности? Машина работает потому, что существует рефлекторная связь между эмоциональным состоянием и импульсами мозга.

Кеннеди резко подался вперед.

— Конечный результат не зависит от индивидуальных особенностей человека, то есть от личности. Наша пропаганда действует примерно так же. Если вы ухаживаете за девушкой, ее мировоззрение, ее пристрастия тоже ведь оказывают на вас влияние, но вас это не пугает, верно? Зря я начал рассматривать этот пример… Машина только направляет на верный путь и дает стабильный результат.

— Все равно это вмешательство, — убежденно заявил Фрэйзер. — Как вы считаете, машина не создает побочных эффектов, когда вы производите изменения в столь широких масштабах?

— О боже! — взорвался Кеннеди. — Есть у вас в мозгу хоть одна извилина? Ведь я так подробно объяснил вам все! Частота импульсов изменяется всего на процент, не больше! Поэтому не может быть никакого побочного эффекта! — К нему быстро вернулось хладнокровие, голос приобрел проникновенность: — В каждый организм машина может внести множество различных изменений. Импульсы человека строго индивидуальны. Впрочем, у меня имеются записи каждого конкретного случая в отдельности.

Некоторое время стояла тишина. Фрэйзер, выпрямившись в кресле, сказал спокойно и невыразительно:

— Все так. Вы рассказали, как это было сделано, но не почему. Что заставляет вас разрушать созданное самим Богом? Эта машина — величайший в истории инструмент, какое право вы имеете использовать его единолично?

— Это не имеет значения, — так же спокойно ответил Кеннеди. — Я не делаю ничего плохого, хотя практикую здесь, в Нью-Йорке, уже около года. Однажды я взял под контроль нескольких случайных людей — нет, повторяю, я не делал из них роботов, просто внедрил в их разум свой образ как образ отца. Эту вещь я проделывал с каждым, кто приходил ко мне на прием, — обычная предосторожность, ничего более. Кеннеди для них стал всемудрым, всесильным; в них стали пробуждаться черты моего разума, но я только давал им правильные советы, как жить. Однако их подсознание знало и другую сторону медали, хотя было бессильно подтолкнуть обследуемых на какие-нибудь действия против меня, они не могли даже захотеть сделать это. Вот как все происходило. Я разрешил нескольким первым пациентам порекомендовать меня своим друзьям, а те, в свою очередь, рекомендовали меня другим, причем не обязательно как психиатра: я был для них доктором, консультантом или просто исследователем в зависимости от дня недели. Постепенно я подобрал группу из определенных людей. Эти люди слушались моих советов. Они поступали, как им казалось по-своему, но с помощью моей машины я благотворно руководил ими, заставляя в то же время думать, что внушенные мною мысли и советы принадлежат им самим или их знакомым.

— Понятно, — сказал Фрэйзер. — Хватит! Итак, большой бизнес. Трудящиеся лидеры. Политики. Милитаристы. И советские шпионы!

Кеннеди кивнул.

— Да, я имею дело с Советами, их агенты поддерживают со мной связь. Но это не измена, просто в моих силах помочь им время от времени. А мне это выгодно, так как после моего обследования они стали поставлять мне клиентов, как делают и женщины, причем справляются с задачей так хорошо, что я в качестве услуги время от времени распространяю их влияние на некоторых из их противников. Видите ли, подсознанию известно, что я всесилен, а сознанию — нет, поэтому иногда полезны случайные испытания, которые для меня неоценимы. Правда, есть и оборотная сторона медали: мои люди становятся неустойчивыми и при известных обстоятельствах могут сорваться, что может повредить моей репутации. Конечно, — прибавил он медленно, — люди не подозревают, что именно я, передав свои импульсы в их мозговой блок, не даю им рассуждать над определенными фактами, просто они начинают уважать меня, как самих себя. Они совершенно довольны как результатами, так и мною лично, хотя мне самому иногда не нравится то, что я делаю. Но это надо делать.

— Надо делать? — холодно переспросил Фрэйзер.

— Я создал что-то невероятное, — сказал Кеннеди. Его голос теперь звучал мягко: — Вы можете вообразить, что бы случилось, если бы я опубликовал эти работы? В частности, психологи и психиатры по достоинству бы оценили труды, но даже среди них нашлись бы преступники — люди, пожелавшие бы стать диктаторами и всякое такое. Даже в нашей стране принципиальные и честные люди вряд ли могут долго существовать… Опубликовать — очень несложно… Но это, конечно, проявление трусости, хотя я считал трусостью и попытку разрушить машину и сжечь чертежи Гавотти. А я не трус! Случай дал мне в руки больше, чем обычному смертному — беспомощному обломку в реке жизни, реке, которая несется к водопаду войн, разрушений, тирании, независимо от того, кто будет на погребальном костре. Я не трус — и я сам пытаюсь что-то сделать!

— А что же они? — спросил Фрэйзер, сделав жест в сторону портретов.