Чувашские легенды и сказки - [91]
— Ты, старуха, еще не видела репки-то, раньше времени не смейся!
Парень подошел поближе, закричал:
— Что ты делаешь, старый хрен? До смеха ли твоей старухе, когда она вот-вот задохнется?! Отпусти поскорее веревку, разве так надо подниматься на чердак?
Старик отпустил веревку и освободил от нее старуху. А парень попросил старика принести лестницу и показал, как надо по ней подыматься на чердак. Показал и пошел дальше.
Шел, шел, в другую деревню пришел. Глядит — какой-то мужик штаны надевает. Но как надевает! Залез на крышу дровяного сарая и прыгает оттуда в штанины, которые жена внизу раскрытыми держит. То правая нога попадает в штанину, а левая нет, то левой ногой угадает, а правой мимо. Старается, бедняга, с него пот градом катится, а все без толку.
— Что ты делаешь? — спрашивает парень.
— Не видишь, что ли — штаны надеваю, — отвечает мужик.
— Разве так надевают штаны? Не проще ли взять их в свои руки и сунуть одну ногу в одну штанину, а другую — в другую?
Показал, как нужно штаны надевать, пошел дальше.
Идет, идет, новых дураков встречает. Двенадцать братьев сидят вокруг котла с кашей и едят. Но как едят! На всех у них одна ложка. И вот один берет ту ложку, спускается с ней в погреб, зачерпывает молока, затем возвращается к котлу, проглатывает молоко и заедает его кашей. Второй делает так же: лезет в погреб за молоком, у котла его с ложки схлебывает и заедает кашей. За вторым — третий, за третьим — четвертый.
Парень поглядел-поглядел на эту беготню от котла в погреб, а из погреба к котлу и спрашивает:
— Что вы делаете?
— Как что — едим кашу с молоком, — отвечают братья.
— Дурачье! — обругал их парень. — Разве так едят кашу? Так вы и за целый день не наедитесь. Принесите из погреба молоко и поставьте его около котла. Все возьмите по ложке и черпайте сначала кашу, а потом молоко — вот и вся премудрость!
Научил парень и этих набитых дураков. Хотел дальше идти, да раздумал.
— И что это я своих родителей так уж вовсе ни во что поставил — вон сколько на белом свете дураков, куда глупее их, — сказал сам себе парень. — Вернусь-ка я к отцу с матерью.
ЦЫПЛЯЧЬЕ ВОЙСКО
— О, господи, как же мы дальше-то будем жить! — причитала старуха. — Последнюю горсть муки нагребла по сусекам.
— Не тужи, старуха, будем живы — не помрем, — уговаривал ее старик. — Пока есть голова на плечах, не пропадем.
Уговаривать-то старик уговаривал, да одними уговорами сыт не будешь. И как-то вечером входит он в избу и говорит:
— Ну, старуха, дело за ножом, мясо на дворе стоит.
И принялся точить нож. Сына, чтобы он по своему малолетнему неразумению не наболтал лишнего соседям, старуха уложила спать.
То ли загнал старик в свой хлев чужого барашка, то ли барашек сам забежал к ним на двор — об этом разговору не было. Да старуха очень-то и не допытывалась; есть мясо на дворе — и ладно.
Вышли они на двор, закололи барашка, подвесили и стали шкуру снимать. Только начали — сынок тут как тут.
— Тятя, это чей барашек? — спрашивает.
— Да свой, сынок, свой, — ответил отец, пряча глаза.
А мать поспешила проводить сына в избу.
Баранью тушу они разрубили на куски и спустили в погреб, а шкуру решили спрятать под полом в сенях.
Поднял старик половицу в сенях, принялся рыть яму, а сынок опять выбежал на двор, увидел отца с лопатой и бараньей шкурой, спрашивает:
— Тятя, это ты шкуру прячешь?
Мать палкой прогнала сына домой, а отец сказал:
— Как бы этот глупыш нас не погубил.
— Да, наболтает, и пропащее дело, — поддакнула старуха.
Подумали они, подумали, как бы отвести беду, но ничего не придумали и легли спать.
Рано утром, когда погнали скотину в стадо, пришла к ним соседка да и говорит:
— Вечор что-то мой баран не вернулся из стада. Как бы не забежал на чужой двор, а то, чего доброго, заколют и концы в воду. По нынешнему голодному времени это не редкость.
— А вашего барана мы вчера закололи, — подал с полатей голос проснувшийся мальчик. — Мясо еще не ели, а шкуру под сенями спрятали.
Старик со старухой так и замерли на месте: чего боялись, то и случилось.
— Что ты болтаешь, дурачок! — прикрикнула на сына старуха, немного придя в себя. — Это тебе во сне что ли приснилось?!
Соседка ничего не сказала, но видно было, что слова мальчика приняла за правду. И когда она ушла, старик со старухой схватились за головы и в один голос запричитали:
— Родной сын губит! Родной сын…
Но горевать-то горюй, но и еще что-то делай. В хорошее время и то за такие дела по головке не гладят, а в голодный год, когда нужда озлобила людей, и подавно жди самого худого.
Целый день они думали и к вечеру старик все же что-то придумал.
— Вот что, старуха, — сказал он, — ты завтра утром напеки блинов из последней муки, а я их разбросаю по всему двору. Сына же посадим под перевернутую кадку, на дно насыплем овса или хлебных крошек, и пустим цыплят с курами, а когда они начнут клевать крошки, скажем, что это цыплячье войско по деревне идет. И потом, когда люди о чем-то спросят его, он будет говорить: «Это было, когда с неба падали блины и шло через деревню цыплячье войско». Тогда каждый подумает про себя, что он дурак-дураком, а с дурака и спроса нет.
