Чувак и надувная свобода - [12]

— А что они здесь делают? — удивился я. — Мы же не животные, нас спасать вроде бы не нужно…

— Наверное, деньги им понадобились, — предположила тетка, — чтобы акции свои идиотские проводить. Экспроприация экспроприаторов, так сказать…

Я удивился начитанности тетки, но промолчал.

Это диалог, кстати, мы вели, уже лежа на животах. Моя собеседница еще в начале ограбления ловко шлепнулась на пол, прижав к себе детей. Я незамедлительно последовал ее примеру — упал рядом, прикрыв на всякий случай голову руками.

— И куда только смотрит полиция! — задал я риторический вопрос. — Они что, вообще ничего не делают?

— Да им все по фигу, — пояснила тетка, — пусть эти дуры освобождают кого угодно, хоть кроликов, хоть обезьян, лишь бы людей не трогали. Копы у нас обленились до безобразия, только и думают, как бы кофе в участке попить да бейсбол спокойно посмотреть.

— А мэр и городской совет? Почему они не чешутся?

— Да им тоже глубоко фиолетово, — вздохнула женщина, — не их же грабят! Бывшему мэру вообще эти экологини очень нравились — после каждой акции о Катарсисе писали во всех газетах и даже снимали репортажи для телеканалов. Отличная реклама, как ни крути! Мэр своей мордой на страницах газет постоянно светился и обещал, что лично отыщет и отшлепает этих негодниц, а сам ничего не делал. Да зачем ему? Он интервью направо-налево давал и за счет этого свой рейтинг поднимал, а что еще политику нужно? Хотел славы, известности, урод! Втихаря ждал новых налетов, чтобы потом получше пропиариться…

— Да, не любили вы бывшего мэра… — констатировал я.

— Было за что, — зло огрызнулась толстуха, однако эту тему развивать не стала.

Я решил прояснить еще один вопрос:

— Ну, а фермеры? Они-то вроде страдают от экологинь…

— Вовсе нет. Им страховые компании все убытки возмещают, так что им это даже выгодно — напишут в заявлении, что украли сто отличных дойных коров, поди проверь! Этих буренок, тощих да полудохлых, может, и было-то всего штук пять-шесть. Да кто станет спорить, когда такая шумиха в прессе!

Я немного удивился отношению местных властей к беззаконию (все же грабеж и уничтожение чужой собственности — это серьезные преступления), но промолчал: в Катарсисе, как я уже понял, были свои представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Между тем события продолжали развиваться. Одна из девиц держала на прицеле охранника (совершенно напрасный труд, с моей точки зрения, он и не пытался что-то предпринять), вторая контролировала зал, а третья, наставив пистолет на кассиршу, ждала, пока та выгребет деньги из сейфа и положит в мешок. Еще одна грабительница ожидала сообщниц снаружи — недалеко от входа я заметил припаркованную машину и женскую фигуру в ней. Правильно, чтобы побыстрее потом смыться с награбленным…

Интересно, думал я, успела ли кассирша подать сигнал тревоги? И как скоро прибудут наши доблестные защитники закона? И появятся ли они вообще?

Я начал потихоньку наблюдать за грабительницами и понял, что их предводительницей была та, что держала под прицелом зал. Дамочка то и дело поторапливала подругу, опустошавшую кассу, и следила за входными дверями. Я назвал ее про себя атаманшей.

Девица очень хороша — стройная фигурка, которую не мог скрыть даже мешковатый комбинезон, ярко-рыжие волосы. Что-то в ее облике показалось мне знакомым, где-то я ее уже видел… Вот только где?

Пока я размышлял над этим фактом, ситуация в зале внезапно изменилась: в дверях неожиданно показался молодой полицейский — тот самый, что приезжал вместе с Биллом Коули спасать меня от Ника Перлиса. Я даже вспомнил его имя: Дик Даркин.

Какого черта его сюда принесло, думал я. Может, просто ехал мимо и увидел что-то необычное? Вот и решил на свою голову заглянуть, проверить…

Дик мгновенно понял, в чем дело, и полез в кобуру за пистолетом, но не успел. Атаманша подскочила к толстухе, лежавшей рядом со мной, приподняла ее за волосы и приставила к виску пистолет.

— Даже не думай, — крикнула она Даркину, — не то вышибу этой тетке мозги! Слушай меня внимательно, парень: аккуратно достань пистолет и положи на пол…

Даркин правильно оценил ситуацию и послушно выполнил требование атаманши: достал пистолет, положил под ноги и слегка подтолкнул по направлению к налетчице. Потом лег на живот и заложил руки за голову. Атаманша отфутболила пистолет в угол и крикнула напарнице у входа:

— Посмотри, что на улице происходит!

Та выглянула в окно и показала жестом — все чисто.

— Отлично, заканчиваем, — приказала атаманша.

Я по-прежнему лежал на полу, но теперь был вынужден заботиться еще и о детях толстухи — они, как только мать оказалась в руках атаманши, инстинктивно прижались ко мне. Положение было, прямо скажем, не очень: мы лежали на самом виду, почти посередине зала. Надо было что-то срочно предпринимать.

Воспользовавшись моментом, пока атаманша глядела в другую сторону, я начал осторожно подталкивать детей к столу, стоящему в углу (на нем лежали бланки заявлений), и сам пополз следом. Не слишком надежное укрытие, думал я, но выбирать не приходится. Мамаша, к голове которой все еще был приставлен пистолет, одобрительно кивнула.