Чуть больше мира - [104]

– Мальчик… – ещё один всхлип и слезы уже водопадом хлещут, не остановить.

Мальчик… Нет, уже никакой не мальчик. Ребёнком он впервые ступил на этот берег, который теперь называется Лан’ар’Эрэ – земля Лан. А с тех пор двадцать лет прошло. Двадцать долгих лет. И крошечный посёлок, едва переживший свою первую зиму, давно превратился пусть в маленький, но всё-таки городок. Между прочим, насчитывающий уже три с половиной тысячи живых душ. И местные – это только четверть. Не любят они элвийские поселения, заходят только по необходимости.

И копи из ям, в которых по колено в грязи измождённые рудокопы кирками выгрызают породу, стали полноценными шахтами. А вверх по реке этой весной открыли уже третью золотомойную артель. Пушнина из Лэрэ на Инкейре продаётся куда дороже своего веса в золоте. И уже несколько лет «Водная Дева» и «Новая Звезда» выгружают у причалов не шерсть, семена, плуги и оружие. А вина, фарфор, новейшие ружья. В следующем году привезут паровой насос.

На месте же убогой землянки стоит трёхэтажный бледно-розовый особняк. Да, с флюгером в виде духа ветра. Ну, или голой девицы – это кому как больше нравится.

Всё меняется. И мой старший сын уже далеко не мальчик. Неужели наше время тоже прошло? И Пути разойдутся?

Сколько этих дорог осталось за спиной, сколько перекрёстков прошли лишь для того, чтобы никогда больше не встретиться? О скольких из них – тех, с кем у нас было одно время – я даже не слышала больше?

Вести с Инкейра до нас доходят с большим опозданием, если можно назвать опозданием задержку сроком на год, а то и дольше. Я знаю, что Арика так и не вышла замуж, не родила ребёнка. Зато любима народом и при жизни её называют Великой Королевой. Мой же братишка, когда-то «гостивший» у неё, не только весьма выгодно женился, но и стал канцлером.

Но вот об Островах практически ничего не известно. Слишком они маленькие и незначительные, чтобы вести про них долетали за океан. Да, была битва, получившая даже какое-то официальное название. После неё Архипелаг уже совсем не номинально стал провинцией Арана. На этом всё.

Конечно, если б хотела подробностей – узнала. Только не хочу. Разум подсказывает: они все погибли в той самой последней безымянной битве. Или потом их казнили, как мятежников. Но от таких мыслей легко отмахнуться.

Хочу верить – и верю! – что Райлу хватило ума договориться с королевой. И теперь он живёт в хорошем поместье – может даже и на материке – растит детей. А Ярил подался-таки в Мудрые, но не островные, а наставничает в Аране. Почему бы ему не возродить ту духовность, о которой он пёкся. Отец же с братьями остались на Тайлессе, рыбачат, разводят овец. И кто мне помешает думать, что Велесс стал главным поставщиком шерсти? Ведь не могли же погибнуть все овцы, которых я с таким трудом завезла, верно? Редгейв же нашёл себе уютную вдовушку, и они вместе приглядывают за кабачком как раз на пересечении двух трактов.

???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

Так неужели теперь мой собственный сын уйдёт и останется только гадать, куда же его завёл Путь? Это несправедливо!

Бывает и так: дети вырастают и исчезают. День проходит за днём, ночь за ночью, сменяются лица. А потом, наверное, наступит понимание: у них уже какая-то своя – отдельная от тебя – жизнь. И они с упорством, которое так восхищало, отстраивают её по собственным планам. И места для тебя там не осталось.

Но вместо Дайрена придёт осень. Моя осень. А за ней зима и…

– Отец? Вы что тут прячетесь? Мамочка, ты плачешь, что ли?

Вот он мой красавец-сын. Выше отца на голову и в плечах шире в два раза. С возрастом шевелюра потемнела – медь с золотом. А глаза остались прежними – чистые топазы. Он красив, куда там Даймонду со всем его лоском. Это мужчина. И по-женски я понимаю эту девочку, новоиспечённую жену, которая боится его руку отпустить. Наплачешься ты с ним ещё, моя дорогая. Слишком он хорош, даже для тебя. Впрочем, ещё не родилась женщина, его достойная.

Облапал, медведь эдакий, закружил.

– Мамочка, я так счастлив! – шепчет лихорадочно. Конечно, выпил он уже изрядно. Только я-то вижу – не от вина пьян. – Я так её люблю! Не плачь, пожалуйста! Всё хорошо. Вот теперь всё точно хорошо!

– Да я верю, – заверяю гундосо – из-за слёз. Но всё же улыбаюсь, шлёпаю его по плечу. – Поставь меня.

– Я смотрю, семейная часть торжества переместилась в кусты? Тут уютнее? Впрочем, наверное, вы правы. По крайней мере, тут не так шумно, – Налин вздёргивает-ломает бровь – точь-в-точь отец. И на физиономии такой скепсис и призрение ко всему, что руки чешутся её отшлёпать. Вот уж точно – натеривская кровь. – Кстати, папа, дядя Нагдар напоил-таки Ланара брагой и, кажется, братишка собирается заснуть мордой в костре. И фонарь под глазом ему я поставила, не волнуйся.

– Я и не волнуюсь, – пожимает плечами Даймонд, посмеиваясь.

Дайрен, меня не отпуская, подхватывает ещё и сестру. И снова кружится.

– Как же всё хо-ро-шо!.. – орёт.

Нет сил – смеюсь. И от его ошалелого счастья смеюсь, и от недовольной физиономии Налин. Ещё и младшая пришкандыбала, уцепилась за отцовскую штанину. Конечно, тут же оказалась у любящего папеньки на руках – как же, позднее негаданное счастье, принцесса. Сидит, насупившись, ненавидящим взглядом сверлит невестку, застенчиво жмущуюся у дерева: украла братика, змея подколодная, разлучница!