Чур, Володька — мой жених! - [3]

— Это я его нашла! — закричала я.

— Нет я! — спорил Володька. — Я сразу не смог даже сказать! Я про себя — ах! — от неожиданности!

— Я тоже — ах! — я сразу его заметила! Я первая!

— Нет я!

Нут тут подоспели наши мамы и придумали, как его поделить, этот неделимый подберёзовик. И было солнышко, березнячок в золотистых мелких листочках, желтая осенняя травка…И мы. Мы ведь так хорошо о чём-то говорили! Так хорошо! И если бы не гриб, даже не поспорили бы!

Да, Володька в женихи годится. Он свой совсем. И когда вредина Светка допытывалась, кто у кого жених и кто кого лю…, я назвала Володьку.

Правда, честно сказать, я сомневалась, не назвать ли Димку. Димка — это внук бабы Ивы. А баба Ива живёт под нами, на пятом этаже, в такой же, как у нас, квартире. И у неё лицо, как у индейца. Нет, не так. У неё большие глаза. Продолговатые, тёмные и блестящие. И лицо смуглое, и волосы чёрные — в пучке. И нос выразительный такой. А почему я сказала про индейца? Дело в том, что у меня есть круг. Надувной спасательный круг. Ну — чтобы плавать. Этот круг мне папа из командировки привёз. Папа часто в командировки ездит. Но оттуда зато привозит всякие игрушки. Например, моего любимого серого медвежонка в синем костюмчике. Кстати, из командировки папа привёз кучу всяких замечательных книжек. В одной из этих книг я даже нашла стишок про бабу Иву:

Возле речки, у обрыва,

Плачет Ива, плачет Ива.

Может, ей кого-то жалко?

Может, ей на солнце жарко?

Может, Ива хочет пить?

Может, нам пойти спросить?

Это Ирина Токмакова написала. Я уже выучила! Правда, это про дерево иву. Но я думаю, про соседку немножечко тоже. Да, опять заболталась. Я начала — про спасательный круг. Этот круг — необыкновенный! Одна сторона у него — ярко-красная, а повернёшь — оказывается, что другая — совсем белая, блестящая, а на белом фоне — индейцы! Несколько семей. Вот эти плывут на лодке: папа-индеец, мама-индеец и маленькие детишки-индеенятки. А вторая индейская семейка плывёт вообще на крокодиле! Такой огромный крокодилище с грустными глазами. Индейцы вёслами машут, торопятся, а плавают-то — по кругу! И у них в голове — перья, а волосы длинные, чёрные, гладкие. Папа-индеец трубку курит невозмутимо. И глаза у них у всех большие-пребольшие, и такие ужасно-выразительные! И носы выразительные тоже: крупные индейские носы. И лица смуглые! Вот почему я сказала, что у бабы Ивы лицо, как у индейца. Если бы ей воткнуть в пучок перо, было бы совсем точно так, как на круге. Круг, кстати, мне привезли, чтобы учить плавать. Мама даже записала меня в бассейн. Это ещё до школы было, в мои пять лет. Меня закалять решили, а то я болела всё время. Всякими простудами, гриппами, ангинами и ложными крупами.

В бассейне нам велели надеть резиновые шапочки и повели в лягушатник. Это такое место, где учат плавать маленьких. Вроде бы мы похожи на лягушат. Мама моя сказала, что будет в лягушатнике дежурить. Она потом говорила:

— Я же знала, с кем я имею дело!

Это она — про меня. Что со мною дело иметь нельзя — такой я ненадёжный в смысле здоровья и всяких глупых событий человек. И если с кем что-то глупое случается, то это, конечно, со мной, причём всегда!

Маме выдали белый халат и пропустили дежурить. Нас, лягушат в резиновых шапочках, запустили в большую ванну. Это она и была лягушатником. Пол в ванне был выложен жёлтыми плиточками. Тётенька-тренер велела нам ходить по кругу, по грудь в воде. А потом она велела сесть на корточки и ходить на корточках под водой.

Я тогда не знала, что под водой нельзя дышать! Ну честно — не знала! Я вдохнула, а вода как хлынет мне в нос! Я стала орать и булькать, а вода как хлынет мне в рот! Я чуть не захлебнулась! Меня, орущую и перепуганную, выловила мама. Я повисла на ней, как обезьянёнок на обезьяне! Я намочила ей весь белый халат! Потому что была мокрая. С меня текла вода, а я рыдала от ужаса, и возвратить меня в воду уже не удалось. Я вцепилась в маму мёртвой, последней хваткой утопающего. На следующий день я заболела ангиной. Укрепить здоровье в бассейне не вышло. И плавать я тогда не научилась. Поэтому папа привёз мне круг. На котором были индейцы. Которые были похожи на бабу Иву. У которой был внук Димка. Которого я тоже подумывала зачислить в женихи. Вот!

Димка жил не в нашем доме. И даже в районе в другом. Он просто иногда к бабе Иве приезжал. На всякие там праздники. Он был светленький, аккуратненький такой. Он был на год старше меня. Кажется, мы когда-то бегали вместе во дворе. И ещё — он играл на скрипке!

Моя бабушка говорила со значением:

— Он играет НА СКРИПОЧКЕ!

И это звучало так, словно Димка только вчера прилетел с другой планеты. НА СКРИПОЧКЕ! — это был признак чего-то высшего, потому что у тех, кто играет на скрипочке, должен быть очень хороший музыкальный слух. Очень-очень хороший! Может быть, даже абсолютный! Мне-то лично со слухом не очень повезло. И поэтому меня повели учиться играть на пианино. Или, как по-другому говорят, на фортепиано.

Бабушка сказала:

— Инструмент у нас есть. Надо, чтобы девочка играла.

Пианино было заслуженным и легендарным.

— Оно ИЗ КРАСНОГО ДРЕВА! — восклицала бабушка.