Чумной остров - [5]

Но самое бросающееся в глаза было ниже: вдоль всего горла шел шрам, полный запекшейся крови.

Комиссар Нурдфельд сквозь зубы пробормотал что-то похожее на ругательство. Нильс подумал, что это в его адрес. И хотя вопрос не прозвучал вслух, он звучал для него так отчетливо, словно ему прокричали его прямо в ухо: «Уму непостижимо, как вас угораздило пропустить это, когда вы осматривали труп на месте!»

— У него на шее был шарф, когда я впервые увидел его, — извиняющимся тоном произнес Нильс — и сам понял, как по-идиотски это прозвучало.

Нурдфельд ничего не сказал; его широкие скулы затвердели. Он, наверное, в бешенстве, подумал Нильс. И, конечно, на этот раз за дело. Старший констебль и сам не понимал, как мог допустить такой промах.

Доктор Хедман поднял веко покойника. Глазное яблоко было выпучено, белок покраснел от лопнувших сосудиков. Нильс попытался припомнить, чему его учили в полицейской школе.

— Повешение? — спросил он, бросив взгляд на судебного врача, пожилого мужчину с длинными костлявыми пальцами и бесцветной кожей, словно свидетельствовавшей о том, что он уже давно находится рядом со смертью.

— Скорее удушение, — возразил тот и отпустил назад веко.

Нильс наклонился рассмотреть рану на горле. Затем снова отступил назад. На расстоянии она напоминала собачий ошейник. Ничего подобного он раньше не видел, это точно. И все же это казалось смутно знакомым, как будто он читал об этом или слышал разговоры.

— Для удушения выглядит очень необычно, — заметил Гуннарссон. — Вы видели раньше что-то подобное, доктор?

— Да, но давно, лет десять-двенадцать назад, когда работал в Стокгольме. — Доктор Хедман обменялся взглядом с комиссаром Нурдфельдом, кусавшим губу со странным видом. — Три идентичных случая, — добавил он.

— Но если это не повешение и не обычное удушение, что же это тогда? — удивился Нильс.

Врач взял край простыни, натянул на лицо умершего и произнес:

— Гаррота.

* * *

— Это было еще до вашего появления в уголовном розыске, Гуннарссон. Всего было четыре случая: три в Стокгольме и один здесь, в Гётеборге. В точности один и тот же способ умерщвления.

— Мне кажется, я читал об этом в газетах, — припомнил Нильс.

Они с комиссаром направлялись к себе в угрозыск и только что вышли из трамвая номер шесть у остановки «Слоттскуген», чтобы затем пересесть на «двойку», идущую к парку Бруннспаркен. Вокруг них толпились шумные дети, которые вскоре должны были сесть на поезд до залива Аскимсвикен, чтобы бесплатно учиться там плаванию, а затем пить молоко. Две молодые женщины в светлых летних платьях руководили их перемещением в сторону близлежащей станции железнодорожной ветки Сэребана из Гётеборга к полуострову Сэре. Зелень на деревьях и подвижные дети сильно контрастировали с выложенной кафелем комнатой, которую они только что покинули.

— В газетах вы точно об этом не читали, — возразил Нурдфельд, зажигая сигарету; Нильс с удивлением отметил, что у комиссара дрожит рука. — Из полиции в прессу не просочилось ни звука. Убитые были отъявленными негодяями. Разборки в криминальной среде… Такого убийцы обычным людям бояться не нужно, а сеять панику было ни к чему. Откровенно говоря, для полиции стало лишь облегчением, что те мерзавцы погибли. Но сам метод чудовищен. Убийца сделал специальную удавку из фортепианной струны. Для нашей страны очень необычно…

— Его схватили?

— Да, — подтвердил Нурдфельд. — В конце концов мы его взяли. Над этим случаем работал узкий круг людей, а Гётеборг и Стокгольм активно сотрудничали. Все прошло просто отлично.

— И что это оказался за тип?

— Чудовище. Двухметрового роста, сильный, как бык. Несколько лет жил в Чикаго. Там он научился этому способу со струной. Во время судебных заседаний базарил не переставая; на него надевали наручники и держали четверо охранников. Цирк, да и только… Пресса была в восторге.

— Но ее же там не было?

— Нет, конечно, — заседания проходили при закрытых дверях. Случай сочли выходящим за рамки всякой морали из-за жестокого характера преступлений. Все это могло повлиять на психически неуравновешенных граждан. Получил, естественно, пожизненное.

— Но если его осудили десять лет назад, может ли быть такое, что он сейчас на свободе? Если в тюрьме он вел себя хорошо, его могли помиловать.

Нурдфельд решительно покачал головой.

— Исключено. В таком случае это было бы зафиксировано в полицейских информационных сообщениях. Полиция всегда предупреждает общественность, прежде чем выпустить заключенного такого калибра. А его не выпустили, да и о его побеге я никогда не слышал. Надо, конечно, выяснить, где он находится… Его судили в Стокгольме, и я думаю, что он сидел в Лонгхольмене; но его, разумеется, могли перевести… Не знаю, где он сейчас.

Комиссар сделал длинную затяжку сигаретой и задумчиво посмотрел на шпиль Музея естественной истории. С птичьих прудов парка Слоттскуген доносился затхлый запах.

— Вы сказали, что его жертвами были негодяи. Но наш покойник так не выглядит. Он тщательно и хорошо одет, — заметил Нильс.

— Среди таких тоже бывают негодяи. Как говорится, не все то золото, что блестит…

— Это верно. Интересно, где его сбросили в реку…