Чума на оба ваши дома - [86]

Для Кинрика это была необычайно длинная речь, и он дал понять, что разговор окончен, загасив свечи и выбрав себе нож.

Бартоломью выскользнул из кухни и пересек двор. Он быстро прошел по Сент-Майкл-лейн и свернул на Хай-стрит. Идти в темноте было нелегко. Ночь выдалась туманная. Лунный свет не проникал сквозь плотную белую пелену, и почти невозможно было разглядеть колдобины и мусор, пока не наступишь на них. В одном месте Бартоломью провалился в рытвину, полную вонючей воды, которая оказалась ему по колено. Морщась от запаха мочи и нечистот, исходившего оттуда, он выбрался и зашагал дальше. Кинрик не выдавал себя ни звуком, но Бартоломью знал, что он рядом.

Наконец он очутился на поле, где были выкопаны чумные ямы. Их огородили грубой деревянной изгородью, чтобы бродячие псы не заходили и не тревожили мертвых. Бартоломью перелез через забор и огляделся по сторонам. Кучи земли от двух заполненных доверху ям возвышались над вытоптанной травой, словно древние языческие курганы. Еще одна яма зияла, словно исполинский черный рот, и Бартоломью различил более светлый слой там, где последние сброшенные тела были засыпаны негашеной известью.

Он попытался разглядеть, не прячется ли кто-нибудь в кустах по краям поля, но ничто не шелохнулось. Какой-то звук за спиной заставил его стремительно обернуться, и он едва не потерял равновесие. Сердце у него бешено заколотилось, ноги стали ватными. Одной рукой он ухватился за изгородь, другой нащупывал длинный нож за поясом.

За забором стоял человек, закутанный в плотный плащ с капюшоном. Он не сделал никакой попытки перелезть через изгородь, а когда Бартоломью сделал шаг вперед, вскинул руку.

– Стойте!

Голос был женский. У Бартоломью екнуло сердце.

– Филиппа! – воскликнул он.

Женщина на миг застыла, потом покачала головой.

– Это не Филиппа. Простите.

Она снова огляделась и оперлась на изгородь, чтобы не говорить так громко.

– Завтра в пансионе Бенета будет собрание. Я не могу сказать зачем, но вы должны попытаться выяснить это, потому что, мне кажется, оно имеет отношение к вам. Лучше всего обойти дом сзади и забраться на окно зала. Там широкий подоконник, и сквозь ставни вы сможете расслышать, что там говорят. Будьте предельно осторожны, эти люди опасны. Но мне кажется, вам лучше узнать об их планах, а не оставаться в неведении.

Бартоломью был совершенно озадачен.

– Это связано с Филиппой? – спросил он.

Незнакомка отступила на шаг.

– Не могу сказать. Вам придется выслушать и выяснить все самому.

– Но кто вы? – спросил Бартоломью.

Женщина отступила еще на шаг.

– Прошу вас! Я потеряю все, если кто-нибудь узнает, что я встречалась с вами. А теперь мне пора. Пожалуйста, не преследуйте меня. Я прошу вас об этом, потому что ради вас мне пришлось пойти на риск.

Бартоломью согласился.

– Я могу что-нибудь для вас сделать?

Женщина остановилась, и он почувствовал на себе ее взгляд из-под капюшона.

– Вы и так сделали достаточно, – сказала она негромко и скрылась в тумане.

Бартоломью смотрел ей вслед, совершенно сбитый с толку. Что это за собрание в пансионе Бенета, которое может иметь отношение к нему? И как он будет лезть по стене дома и подслушивать, точно шпион? Может, это хитроумный план, чтобы бросить тень на него, заманить в какое-то чудовищно компрометирующее положение, чтобы его выгнали из университета? Неужели это интриги оксфордцев? Уилсон с Элфритом, скорее всего, именно так и решили бы, но в идее оксфордского заговора было нечто, что вызывало у Бартоломью неприятие. Он понимал, почему Уилсон и Элфрит поверили в интригу, но ему самому казалось, что это дело куда важнее для Кембриджа, нежели для Оксфорда, и что оксфордцы не стали бы тратить время на такое.

Перед ним словно из-под земли вырос Кинрик, заставив его вздрогнуть почти столь же сильно, как и при появлении женщины. Валлиец положил руку ему на плечо.

– Спокойно, хозяин. Экий вы нервный. Проследить за ней?

Бартоломью вцепился ногтями в изгородь, глубоко дыша, чтобы успокоиться. Эта женщина пошла на риск, сообщив ему сведения, которые считала важными, и попросила не подвергать ее еще большей опасности и не ходить за ней.

– Не надо, Кинрик, – ответил он. – Пускай идет.

– Кто она такая? – поинтересовался валлиец с разочарованием в голосе. У Бартоломью было ощущение, что его слуга наслаждается ночной вылазкой.

– Не знаю, но мне кажется, что она не желает нам зла, – сказал он, неторопливо перебираясь через ограду.

– Чего она хотела?

Бартоломью немного помолчал, прежде чем пересказать Кинрику их разговор.

Валлиец весело потер руки.

– Вряд ли это будет трудно сделать, – сказал он. Потом задумчиво потер глаза. – Да. По задней стене пансиона Бенета возможно взобраться. Она вся увита плющом, который ни разу не удосужились подстричь. Там выбрасывают мусор на задний двор, и туда же выходит сток одной из уборных. Лишний раз никто не сунется, потому как там ужасная грязища, так что, думаю, у нас не возникнет трудностей.

– У нас? – тревожно перебил Бартоломью. – Я не могу втягивать тебя в это…

– Вы не можете удержать меня в стороне от этого! И вообще, в таких делах я разбираюсь получше вашего.