Чума Мидаса - [2]

– Ничего не поделаешь, любимая… Я не хотел тебе говорить, но Уэйнрайт вчера – в офисе – кое-что мне сказал… Он сказал, что накануне вечером был в цирке и рассчитывал встретить там меня. Но нас там не было, и, если мы не пойдем сегодня в оперу, один Бог знает, как я буду оправдываться перед ним на следующей неделе.

Он подождал ответа, но Шерри молчала. Мори продолжил тем же взвешенным тоном:

– Так что, если б ты взяла себя в руки и все-таки решила пойти сегодня…

Он вдруг замолчал с открытым ртом: Шерри плакала, тихо и безутешно.

– Дорогая… – проговорил он невнятно. Он порывисто потянулся к ней, но она отстранилась, и ему оставалось только беспомощно стоять рядом и смотреть, как она плачет.

– В чем дело, дорогая? – не выдержал, наконец, Мори.

Но Шерри только затрясла головой.

Мори покачался на каблуках. Это был не первый раз, когда он видел слезы Шерри. В прошлом осталась мучительная сцена, когда они чуть было не расстались, решив, что слишком многое их разделяет; это произошло еще до того, как они поняли, что должны принадлежать друг другу несмотря ни на что… Но на этот раз ее слезы заставили его почувствовать себя виноватым.

И он чувствовал себя виноватым. Он стоял и молча глядел на нее, не зная, что предпринять.

Потом он повернулся и побрел к бару. Проигнорировав целую батарею бутылок с ликерами, налил в два стакана неразбавленного виски, вернулся к Шерри, сел напротив и сделал большой глоток.

– И все-таки, что случилось? – спросил он теперь уже совершенно спокойным тоном.

Нет ответа.

– Ну же? В чем дело?

Шерри взглянула на него и вытерла глаза. Почти беззвучно она прошептала:

– Прости…

– Что «прости»? Ведь мы же любим друг друга. Давай поговорим спокойно.

Шерри схватила стакан и, подержав, поставила обратно, даже не пригубив.

– Зачем, Мори?

– Пожалуйста. Давай попытаемся.

Она пожала плечами. Мори безжалостно продолжал:

– Ты несчастна, верно? И это потому, что… все это, – он обвел рукой роскошно обставленную оранжерею, ворсистый ковер, множество механизмов и приспособлений, создающих комфорт, которые только и ждали, чтобы к ним прикоснулись. Подразумевалось еще двадцать шесть комнат, пять машин, девять роботов. Мори сказал с нажимом: – Ты не привыкла к такой жизни, правда?

– Я ничего не могу поделать, – прошептала Шерри. – Ты же знаешь, Мори, я пыталась. Но когда я жила дома…

– Проклятье! – вспыхнул он. – Твой дом здесь! Ты больше не живешь со своим отцом в пятикомнатном коттедже! Ты больше не копаешься в саду вечерами! Ты больше не играешь в карты с мамой и папой! Ты живешь здесь, со мной, своим мужем! Ты знала, на что идешь Ведь мы обо всем договорились задолго до свадьбы…

Слова иссякли – слова были бесполезны. Шерри снова заплакала и уже не так тихо, как раньше. Сквозь слезы она причитала:

– Милый, я же старалась… Ты даже не знаешь, как я старалась. Я носила все эти дурацкие платья и играла во все эти дурацкие игры и ходила с тобой повсюду, сколько могла, и ела эту ужасную еду, слишком жи-и-ир… Я думала, я надеялась, что смогу это выдержать… Но я не могу это любить, меня от этого тошнит… Я… я люблю тебя, Мори, но я сойду с ума, если буду жить вот так… Я ничего не могу с собой поделать, Мори. Я УСТАЛА БЫТЬ БЕДНОЙ!..

Наконец, слезы высохли, размолвка канула в прошлое, влюбленные поцеловались, и все наладилось. Но Мори всю ночь лежал без сна, вслушиваясь в легкое дыхание жены, доносившееся из соседней комнаты и вглядываясь в темноту так пристально и трагически, как этого не делал до него ни один нищий.

Блаженны нищие, ибо они унаследуют Землю.

Блажен Мори, наследник всех мировых благ, которые он просто не в состоянии переварить.

Мори Фрай, погрязший в изнуряющей бедности, никогда в своей жизни не испытывал недостатка ни в чем, что только могло пожелать его сердце, будь то пища, одежда или крыша над головой. В этом мире вообще никто не испытывал недостатка ни в чем. Никто и не смог бы.

Мальтус[1] был прав – но правота его относилась к цивилизации, которая не знала машин, автоматических фабрик, гидропоники, пищевой синтетики, ядерных заводов, океанской добычи руды и минералов и постоянно растущих резервов рабочей силы, архитектуры, которая взметнулась высоко в небо, спустилась глубоко под землю и уплыла далеко в океан сооружений, которые возводились буквально за один день… И наконец, та цивилизация не знала роботов.

Прежде всего роботов, роботов, которые роют и возят, плавят и собирают, строят и пашут, ткут и шьют.

Все, в чем нуждалась суша, в изобилии поставляло море, остальное изобретали лаборатории; промышленность превратилась в трубу изобилия, из которой сыпалась еда, одежда и дома для дюжины колонизованных миров.

Невероятные открытия в науке, бесконечная сила атома, неутомимый труд людей и роботов, механизация, которая уничтожила на Земле джунгли, болота и льды и возвела на их месте города, промышленные центры и межпланетные порты… Из этой трубы сыпалось изобилие, которого во времена Мальтуса никто не мог себе даже вообразить.

Но у всякой трубы имеются два конца. Богатство, потоком льющееся из одного конца, должно было каким-то образом черпаться на другом.