Чугунный всадник - [23]

— Друзья мои! — сказал Рогозулин, и некоторые даже заплакали. Много, много лет человечество бесплодно мечтало о вечной жизни, не понимая трех законов диалектики. За этот период были созданы сомнительные пантеоны якобы бессмертных богов. Складывались порочные легенды, фабриковались многочисленные мифы. И только здесь, на этой земле, впервые возникли подлинные предпосылки к бессмертию. Я имею в виду светлый поэтический образ Кащея, этого своеобразного Икара кузьмизма-никитизма, первого хомо имморталис на земле. Это потом, под влиянием враждебной агитации хазарского каганата и печенежских спецслужб, облик народного героя был искажен и замутнен. Кащею приписали не свойственные ему жадность, худобу, склонность к похищению женщин. Какой абсурд! Да женщины сами гуртом бегали за статным, широкоплечим, русоволосым красавцем, подлинно былинным богатырем! Именно за первый прорыв к бессмертию силы зла наказали Кащея, заковав его в двенадцать цепей. В данном случае они символизируют четырнадцать держав Антанты. Вот настоящие истоки мифа о Прометее! Недаром в пушкинской поэме сразу после строки о Кащее сказано: «Там русский дух, там Русью пахнет!» А чем же еще пахнуть Кащею, верному сыну породившей его богатырской земли?

Павел Янович Залубко, как и положено главе санитарной службы, первым почуял крамолу, громко засопел и засморкался в платок, заскрипел табуретом. Беспечный же Рогозулин продолжал свою арию и не чуял в ней ни уклона, ни намерения ревизовать основополагающее учение.

— Именно Кащей впервые предпринял героическую попытку отчуждения смерти от организма, поместив ее в тщательно законспирированное яйцо! Именно Кащей, выпив двенадцать ведер вина, сумел разорвать свои цепи и тем символизировал освобожденный труд! Именно Кащею принадлежит плодотворная идея прижизненной мумификации…

Павел Янович показно зевнул.

— Ну что это — все Кащей да Кащей! — прогудел он. — Пора бы к подлинному историзму переходить!

Он ловко выхватил из-под себя табуретку и очень метко и сильно бросил ее в докладчика. Табуретка настигла разболтавшегося уклониста раньше, чем Павел Янович успел шлепнуться на пол. Но глава санитарной службы не убился, а рассмеялся: верный Друбецкой-заде ухитрился, как и положено интеллигентской прослойке, смягчить удар собственным телом. Удара же табуретки никто смягчить не посмел и критика подействовала на пушкиниста самым чудесным образом: в течении трех с небольшим часов он в который раз рассказал присутствующим об основах кузьмизма-никитизма, о теории достаточной необходимости и о современном международном положении, при этом особенно крепко досталось покойному Анвару Садату.

После доклада начались прения, в ходе которых чуть не забыли о цели собрания — выработать Тихону автобиографию.

Некоторое время ушло на расспросы самого Тихона о родителях и трудовой деятельности до семнадцатого года; в ответ слышались только частушки и стихи, которым Гренадеров научился от дяди Сани и наркома Потрошилова, поскольку больше он ничего не знал, заявить же, что он крутой кент, было опасно.

Друбецкой-заде вовремя напомнил собравшимся о девственной чистоте юношеского сознания.

По поводу происхождения мнения разошлись — из бедной семьи Тихон или из беднейшей? Наконец пришли к соглашению, что отец был из беднейших, а мать, так уж и быть, из бедных.

У добрых людей бывает генеалогическое дерево; у Тихона же Гренадерова в охотку и с легкой руки обитателей и санитаров зашумела, загудела целая роща. Поначалу шли бедняки, голота и незаможники. Сентиментальный Васичкин рассказал даже страшную историю о том, как Тихонов папаша пропил сыновние валенки, отчего маленький Тихон поморозился и потерял ноги. Тихон возмутился, стал совать Васичкину под нос совершенно целые ноги, да так неаккуратно, что разбил этот нос.

Пушкинист Рогозулин заикнулся, что в родню парню для разнообразия не худо подкинуть несколько дворянства, особенно служилого — теперь можно. «Военных! Военных!» — кричал нарком Потрошилов. Обильно потекла голубая кровь, зазвучали выстрелы и полонез, кто-то, забывшись, заговорил по-французски. Павел Янович еще пару раз метнул в кого следует табуретки и заявил, что происхождение Тихона должно быть не только беднейшим, но и многонациональным, и уходить корнями во все республики, даже автономные. Этим широко воспользовался Семен Агрессор и под шумок протолкнул в родословную Тихона бабушку Эсфирь Наумовну, бедней которой сроду не было. Терентий Тетерин не успел перехватить маланскую бабушку и для компенсации ввел с отцовской стороны иеромонаха Илиодора. Атеист Фулюганов матерно возразил и сложил пальцы кукишем.

Шум усилился, по рядам забегали дружинники с ковшами успокоительного. Павел Янович своей властью кооптировал в родню для верности Прудона и Антидюринга. Возразить никто не посмел, да и не всякий знал эти дорогие имена.

Собрание затянулось глубоко за полночь. В конце концов пришли к окончательному варианту и тут же его засекретили, да так, что никто и сообразить больше не мог, кто такой Тихон Гренадеров и откуда он взялся на нашу голову. Впрочем, такова была участь всех официальных документов в Заведении.