Чудовище в плену красавицы - [28]

Адам отпил кофе и взглянул на газету, лежавшую наверху стопки. В ней яростнее всего обличалась его чудовищная сущность. В чем они не правы?

Почти все обвинения в его адрес были оправданны. За исключением того, что Белль осталась с ним по принуждению. Ведь именно она рванулась из машины и объявила о помолвке, которую они даже не обсуждали!

Адам собирался ее освободить. Хоть он и молчал об этом, был уверен, что она понимает. После выхода в свет он бы состряпал какую-нибудь легенду про расставание. Она должна была понять.

У него неприятно сжалось в груди.

А вдруг упомянутый журналистами стокгольмский синдром и правда имел место? Вдруг, получив тяжелый психологический удар, Белль отождествила себя со своим тюремщиком?

В любом случае он не хотел ничего предпринимать.

Все было прекрасно.

Пресса восторгалась Белль, и сказка о том, как двое нашли любовь после трагедии, получилась изумительной.

В кармане у Адама лежало кольцо, и он приготовился окончательно привязать Белль к себе. После этого никаких домыслов не должно остаться. Этот ход писаки уже не вывернут наизнанку.

Ему не хотелось ее освобождать, даже если это правильно.

В ее объятиях он нашел нечто большее, чем просто спасение. И он удержит его любой ценой.

Когда девушка прошла сквозь широкие двери в столовую, его сердце замерло. Она была бесподобна. Понятно, почему и пресса, и обычные горожане недоумевали насчет ее выбора.

Странная ситуация. Адам с Иантой составляли идеальную пару. А сейчас его избранница — мещанка, которая крутит им, как хочет. Его это не задевало, а скорее удивляло. Что Белль нашла в нем?

Он не обладал исключительными качествами. Конечно, у него был дворец, это давало ему некое преимущество. Но дворец не мог прельстить Белль. Подобные вещи ее не интересовали.

Она была счастлива сидеть в уголке с книжкой. А это делать можно как в тесной комнате, так и в замке.

Ведь углядела же она в нем что-то… Но что?

— Доброе утро, — негромко поздоровалась она.

Простой сарафан чуть ниже колена изящно подчеркивал фигуру и шелестел при каждом ее шаге. Никакой эротики. Одна сплошная нежность. И все-таки его тело немедленно отреагировало. Каждый раз, видя ее, Адам чувствовал себя изголодавшимся. Хотя они занимались сексом всего пару часов назад.

Может, это был результат многолетнего воздержания?

— Все в порядке?

Она потерла глаза.

— Я рано встала, чтобы поговорить с отцом. Он, конечно, очень взволнован ситуацией. И своей ролью в ней.

— Да, роль у него оказалась важной. Без него мы бы здесь не сидели, правда?

Она наградила его недобрым взглядом. Вот только неясно, заслужил он его или нет?

— Я не хочу, чтобы он чувствовал себя виновным в моей помолвке, — сказала она.

— Разве в ней можно кого-то обвинить? — Содрогнувшись, Адам подумал, что виноватый все-таки есть.

— Нет, — отрезала она, заняв дальнее кресло. Раздражение было налицо. И явно по его душу.

Проведя в браке с Иантой почти три года, Адам выучил женскую злость как свои пять пальцев. Но Белль удалось его удивить. Ее гневный взгляд испепелял его, хотя немногим ранее он возносил Белль к вершинам наслаждения.

Похоже, за время его затворничества ничего не изменилось. Женщины все так же непостижимы.

— Хочешь кофе?

Она хмыкнула:

— Когда это я не хотела?

— Не на моей памяти точно, — сказал он, наполняя чашку и подвигая к ней. — Но я и не припомню, чтобы ты без причины была такой колючкой. Придется взять тебя в заложники, чтобы изучить твой уровень гнева.

— Просто мне было трудно разговаривать с отцом и объяснять ситуацию.

— Включая заголовки?

Она опустила глаза.

— Я не привыкла оказываться на всеобщем обозрении. Мне это не нравится.

— Удивительно, что народ, который сам еле сводит концы с концами, жадно следит за судьбами богатых и знаменитых, их личной жизнью. Боль бывает такой, что ее не заглушить деньгами и статусом, но, когда ты пытаешься с ней справиться, никто не принимает это во внимание.

Она медленно кивнула.

— Просто все происходит в очень агрессивной форме. Так и подмывает созвать пресс-конференцию и по пунктам разложить все, что мне в тебе нравится. Чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я здесь по своей воле.

— Пресс-конференций не надо, — выдавил он. — А вот твои пункты я бы послушал.

Зардевшись, она отвернулась. Ему нравилось, что, несмотря на все их постельные выкрутасы, Белль вела себя как девчонка.

— Не уверена, что это будет полезно для твоего эго.

— Какое там эго! Я страшный, изувеченный мужик в шрамах, который три года жил во мраке. Чуть повысить самооценку не помешает. Особенно если учесть, что гнусности о моем внешнем виде сейчас мусолит весь мир.

— Ладно, — сказала Белль, уставившись в кофе. — Мне очень нравится, что ты испытываешь удовольствие от наших пререканий. Что бы между нами ни произошло, благодаря тебе я не чувствовала себя обязанной. Сейчас я чувствую себя собой. Ни с кем другим я не испытывала ничего подобного. Всю жизнь я пыталась соблюдать приличия и быть добропорядочным гражданином. А здесь, рядом с тобой, такая свобода… Что об этом можно забыть. — Она уперлась в него своими голубыми глазами и странно улыбнулась. — Звучит дико, согласна. Но, будучи твоей пленницей, я точно не собиралась впечатлять тебя манерами. Все это слетело, как пелена. Переживания, что я выгляжу, как… Ну, не знаю. — Она быстро заморгала, а потом прочистила горло и продолжила: — Я считала страсть своим врагом. Просто мне нужно было найти виноватого. Когда от тебя отказывается мать, ты волей-неволей ищешь причину. Затем ты должен ее принять и сделать выводы. Мой вывод был таков: нет ничего эгоистичнее, чем потакать своим желаниям. Но вместо того, чтобы что-то исправить, я растеряла себя по кусочкам. Рядом с тобой я их нашла. Совсем не такую историю ждут от меня журналисты, в ней нет особых трагедий или эмоциональных всплесков. Но, по крайней мере, она честная.