Чудовище в плену красавицы - [12]

Источником света оказались два настенных канделябра над камином, наполнявшие комнату тусклым сиянием. Плотно задернутые шторы были покрыты пылью — значит, их не отдергивали целую вечность.

Полупустые книжные полки, перекошенное кресло со сломанной ножкой… Посредине стены красовалось темное пятно, как будто туда запустили бокалом с какой-то жидкостью. Подойдя ближе, Белль заметила осколки, подтверждающие ее теорию. Интересно, сколько они там лежат? По виду — давно, но их никто не убрал.

Она шла все дальше, и сердце у нее стучало как сумасшедшее. Что-то хрустнуло под ногой. Ваза. Точнее, ее остатки. Среди осколков валялись сморщенные и почерневшие розы.

Наклонившись, она подобрала высохший лепесток и провела по его краям пальцем.

На столе, с которого, очевидно, рухнула ваза, фотографией вниз лежала рамка.

Увиденное ее ошеломило.

С фотографии улыбалась красивая светловолосая женщина. Рядом с ней стоял мужчина, сияющий от счастья. Его широкая ладонь покоилась у нее на животе.

Белль уставилась на мужчину со снимка, очарованная по-настоящему мужской красотой. Но взгляд приковывали его глаза. Темные, пронзительные, слишком хорошо знакомые.

Это был Адам. До аварии.

В поисках подсказки она внимательно осмотрела фотографию. На его левой руке, которая лежала на животе женщины, было обручальное кольцо. Его жена. Она носила под сердцем ребенка.

И теперь у него не было ни жены, ни ребенка…

Белль охнула, прижав ладонь к губам, и выронила рамку, которая с треском приземлилась на поверхность стола. Чтобы убедиться, что фотография не пострадала, Белль снова вцепилась в рамку.

— Ты что здесь делаешь?

Безмолвие комнаты нарушил мрачный голос, и она обернулась, зажав рамку в руках.

Адам стоял в дверях с перекошенным от гнева лицом.

— Это… Это твои покои, да? — пролепетала она.

На первый взгляд необитаемые помещения хранили свидетельства стихийной ярости. Значит, вот где он жил. И заходить сюда запрещалось не только ей. Похоже, ни один слуга не бывал здесь… После аварии.

— Да, это мои покои, — процедил он. — И я тебя предупреждал, что сюда нельзя заходить.

— Я и не собиралась…

— Конечно, ты просто взяла и без спроса проникла в уединенную часть дворца и решила ее исследовать. А ты не думала, — сказал он, подкрадываясь к ней, как хищник, — что неосвещенные комнаты с закрытыми дверьми могут быть частной собственностью?

— Я не хотела…

— Фотография! — рявкнул он. — Дай сюда! Если ты ее повредила…

Белль снова посмотрела на двоих улыбающихся людей. Адама изменили не шрамы, а тоска. Как будто радость покинула его, исчезла навсегда.

— Все нормально, — пробормотала Белль, протягивая ему фото дрожащей рукой. — Она в порядке.

— Положи на стол, откуда взяла! — скомандовал Адам.

Выполнив приказание, Белль отскочила от стола, словно своей близостью боялась нанести снимку вред. Эта вещь была ему явно очень дорога. Белль почувствовала себя разбитой, как стекло у нее под ногами.

— Я не знала… — пролепетала она.

— Ты довольна? Узнала, наконец, о моей потере? А это, — сказал он, показав на свою щеку в рытвинах, — это просто символ. Воплощение моей угнетенной души. Я даже рад, что не остался таким, как на фотографии. Гораздо гармоничнее, когда человек разрушен и внутри, и снаружи, не правда ли?

— Ты был женат, — вырвалось у нее. Ну и глупость же она сморозила.

— Да… — протянул он. — Тебе и правда стоило разузнать обо мне побольше, прежде чем сюда заявиться.

— Просто я не…

— Именно поэтому я не пускаю в свою страну папарацци и не терплю их. По-твоему, я должен привечать этих мерзавцев? После всего, что они со мной сделали? — раздраженно проговорил он. — После того, как они забрали у меня жену? — Он схватил из серванта фужер. — После того, как они забрали у меня сына? — Он швырнул фужером в стену, и тот разлетелся на мелкие части. Горка разбитого стекла увеличилась, и никто ее оттуда не уберет.

Теперь Белль все поняла. Эта комната была эпицентром страданий, когда переживания захлестывали его, и он крушил все подряд.

— Адам… — обратилась к нему Белль.

— Убирайся. И никогда больше сюда не приходи.

— Извини.

— Зачем мне твои извинения? Решила, что я добиваюсь твоей жалости? Людей не возвращают из мира мертвых, так что не сотрясай воздух понапрасну. Ничего уже не исправить. Ничего! — Адам схватил еще один фужер и запустил им в стену.

От грохота Белль подпрыгнула на месте.

Он буквально подпрыгнул к ней и больно схватил за руку.

— Убирайся, пока я не сделал то, о чем мы оба пожалеем.

Затем он освободил ее, и девушка попятилась, массируя запястье. Ей почему-то стало ужасно тоскливо. Конечно, Адам напугал ее, и ей хотелось поскорее убежать в свою комнату.

Но было видно, что он страдал, и его раны оказались гораздо глубже, чем она думала.

Без раздумий она взяла и протянула ему ладонь. Он шарахнулся, как подбитый зверь.

— Убирайся, — повторил он надломленным голосом.

На этот раз она повиновалась.

Ужинать Адам собирался у себя. Это случалось крайне редко, ведь никому из персонала, даже домоправительнице, не позволялось заходить в восточное крыло, которое он некогда делил с Иантой.

Такими темпами Белль будет решать, чем ему заниматься в собственном доме. Внешний мир был закрыт для него достаточно долго, но он не позволит собственному замку закрыться от него.