Чудовище и красавец - [5]

— Эти обычные, эти с магической составляющей, — объяснил он. — Магические эффективнее и действуют быстрее, но и стоят дороже.

Я вздохнула.

— Сколько?

— Эти пятьдесят медников, эти полтора сребра, — привычно отбарабанил аптекарь.

Выходит, магические втрое дороже. Ладно, все равно эти деньги погоды не делают. Я указала на магические капли и потянулась за кошельком. Выбежав наружу, вручила лекарство с трудом приподнявшему голову нищему.

Тот выпил содержимое. Эффект проявился практически сразу. Лицо мужчины порозовело, глаза полноценно открылись, дыхание выровнялось. Он сел и улыбнулся мне благодарной улыбкой.

Ну, слава богам. С этой мыслью я собиралась пойти своей дорогой, но нищий снова меня остановил.

— Спасибо, девонька! — сказал он, приложив руку к груди. — А не найдется ли у тебя мелкая монетка?

От такой наглости у меня глаза полезли на лоб.

— Послушайте, а вам не кажется, что это чересчур? — поинтересовалась я, не скрывая своих эмоций.

— Самая маленькая, — просительно протянул нищий. — Один медник!

Я с шумом выдохнула, возведя очи к небу, достала кошелек и, так уж и быть, вручила идущему на поправку маленькую красноватую монетку.

— Вот и хорошо, — широко улыбнулся он.

И что-то в этой улыбке мне не понравилось.

Между тем нищий потер монету в ладонях, почти беззвучно шевеля губами. И снова поднял на меня довольный взгляд.

— За то, что ты не прошла мимо и помогла чужому человеку, твое желание исполнится, — объявил он.

Я пару секунд постояла, прикидывая, сумасшедший он или просто издевается, а потом зашагала прочь. И, лишь свернув за угол, сообразила, что было не так с его улыбкой.

У нищего были здоровые белоснежные зубы, совсем не характерные для человека его положения.

Назавтра я решила поспать подольше. Точнее, вообще не вылезать из кровати до тех пор, пока не почувствую такого желания. В конце концов, осталось мне недолго. Почему бы не насладиться в полной мере тем фактом, что в данный момент мне есть где спать и чем питаться? Можно валяться до полудня (благо пес спит рядом и с утренней прогулкой не торопится), потом позавтракать и выйти поболтать с соседкой… И так лениво провести весь день. Уйти в запой — не для меня, в загул — тоже, а так… уйду в засып. Хоть будет что вспомнить.

Однако осуществить этот во всех отношениях приятный план мне не дали. Около десяти часов утра в дверь постучали. К этому моменту я уже не спала, просто валялась в кровати. Так что не мешкая сунула ноги в тапочки и пошаркала открывать.

Мальчишка-посыльный вручил мне письмо и сразу же убежал, должно быть, поняв, что в этом квартале рассчитывать на чаевые не приходится. Разорвав конверт, я принялась читать. Послание оказалось от Дорона, и оно было коротким.

Дана,

есть для тебя хорошая работа. Отправляйся прямо сейчас по адресу: Остров, улица Цаярим, 11. Наниматель — Итай Брик. Я замолвил за тебя словечко.

Дорон

Проморгавшись, я еще раз пробежалась глазами по строкам. И ринулась одеваться. А затем, быстро выгуляв собаку, поспешила к ближайшему мосту, ведущему на восточный берег Маймы.

В послание Дорона до сих пор не верилось. И дело было не в том, что предполагаемое место работы располагалось на Острове. В конце концов, почему бы и нет? Немало проектов сосредоточено именно там, ведь именно у тамошних жителей водились на них деньги. Нет, причина заключалась в личности работодателя. Итай Брик был очень известным художником, гордостью нашего города. Его картины выставлялись на самых престижных выставках, а заказы он получал от самых что ни на есть знатных клиентов, по слухам, даже от самого короля.

При чем же тут архитектор, спросите вы? Все дело в том, что Итай Брик был не просто художником, он был Оманом. Оман — это художник, дар которого настолько силен, что носит магический характер. Его работы в некотором смысле оживают, приобретая объем, осязаемость, даже запах. Конкретно в случае Брика речь шла о пейзажах, и в его картины можно было в буквальном смысле слова шагнуть. В результате человек оказывался в своего рода комнате, где все вокруг выглядело и ощущалось точно так, как на картине. Ветер покачивал ветви деревьев, цветы по-настоящему благоухали, а капли дождя, по слухам, оставляли влажный след на подставленном лице.

Для некоторых оманов подобное было редкостью, характеризующей лишь самые удачные из работ. Но в случае Брика этим магическим свойством обладало абсолютное большинство картин, независимо от того, были ли они нарисованы на стенах в домах его клиентов или же на полотнах, выставлявшихся на выставках.

Подобные работы были не только картинами, но и словно бы небольшими комнатками или садами. А потому они нуждались в планировке, точном расчете пропорций, в схеме, которая учитывала бы как план художника, так и размеры полотна или помещения, на стене которого предстояло появиться произведению искусства. В противном случае существовал риск, что человек, вошедший в картину, вынужден будет, например, стоять пригнувшись, дабы не упереться головой (а то и плечами) в плывущие по небу облака. Именно по этой причине оманы, как правило, работали в паре с архитекторами. В такой паре первую скрипку, бесспорно, играл художник, архитектор же был скорее своеобразным квалифицированным помощником, нередко выполнявшим дополнительные поручения и всегда остававшимся на вторых ролях. Но вторая роль там, где первую играет оман, — это тоже весьма почетно. А самое главное в моем случае — это была работа, и работа по специальности. Не секретарем и не подмастерьем (а я от безысходности была уже готова на все что угодно), а именно архитектором.