Чудовище - [28]

Я такой чертов лицемер.

Я сразу нахожу его, сидящего на том же самом месте, как и в тот раз. Сегодня я сажусь прямо рядом с ним.

— Чем занимаешься, Гас? — говорю я, бросая сумку рядом с собой.

— Ничем. Просто жду. Мама снова с Льюисом. — Он кивает в сторону закрытой двери кабинета.

Я смотрю в этом направлении, желая посмотреть сквозь дерево двери. Спустя несколько секунд Гас снова начинает говорить:

— Никто не зовет меня так.

— Как? — Я склоняю голову, но продолжаю наблюдать за дверью.

— Гастон, — отвечает он. — Никто не называет меня так. Не знаю, почему она так делает. Она знает, что мое имя Гас. Она знает, что именно так меня называют все люди.

— Что не так с Гастоном? — спрашиваю я, прищуриваясь.

Когда он сразу не отвечает, я перевожу свой взгляд с двери на него.

Он пожимает плечами.

— Тебе не нравится твое имя?

Паренек делает глубокий вдох, передергивая плечами.

— Я привык к нему. Это имя моего дедушки. Мама говорит, что это ее способ влить в меня частичку дома. Она жила раньше во Франции.

Французский акцент — попал в точку.

— Ага, я заметил акцент, — говорю я и сжимаю губы, чтобы не сказать об остальном, что заметил в ней.

— Чей акцент? — спрашивает он.

Я вопросительно приподнимаю брови.

— Твоей мамы. — Я смотрю на выражение его лица и начинаю сомневаться. — У нее есть акцент, — говорю я более уверенно.

— Есть?

— Да, — киваю я.

— О. — Он делает паузу. — Это странно.

Мне кажется, я никогда не знал, могут дети подмечать такие вещи или нет. Вокруг меня их не слишком много. Когда он так и не продолжает рассказывать историю о своей маме, я думаю о том, как вообще можно вернуть внимание ребенка, ну или хотя бы Гаса.

— Так что, твоя мама из Франции? — как можно более непринужденно спрашиваю я.

— Ага. — Он кивает. — Этим летом мы собирались поехать проведать их.

Ему больше не нужно ничего объяснять. Вполне очевидно, почему у них нет возможности уезжать… куда-либо.

— Возможно, получится после того, как ты закончишь свое лечение, — предполагаю я, давая парнишке хоть какую-то надежду.

— Сомневаюсь. Моя мама типа сходит с ума из-за моей следующей операции. Не перестает читать об этом.

— Ну, — начинаю я, — мамы они такие. Они переживают.

Но что-то говорит мне о том, что мама Гаса переживает по многим разным причинам. Не как моя мама, которая заботится только о том, как мои шрамы затронут ее.

— Я знаю, — отвечает он. — Иногда я слышу, как она плачет, разговаривая по телефону.

Услышав это, я сглатываю комок в горле.

— Она не знает, что я слышу ее, но я не могу не делать этого. А иногда, слова, которые она говорит, не имеют никакого смысла.

— А должны? — Я прочищаю горло.

Он качает головой.

— Однажды я услышал, как она говорила о моем школьном бале. Что она переживает о том, что никто не захочет идти туда со мной.

Я ненавижу то, что сейчас думаю о том же. Я уже взрослый, но все еще помню, какими жестокими могут быть дети. Каким жестоким был я сам. Я был одним их таких хулиганов, о столкновении с которыми так переживает мама Гаса.

— Адам?

Я снова фокусируюсь на Гасе.

— А?

— Что за школьный бал?

Его вопрос удивляет меня. Он даже заставляет меня слегка улыбнуться.

— Ну, это большие танцы, на которые ты пойдешь в старшей школе. Парни надевают костюмы, а девушки — милые платья. Это типа модного мероприятия.

— Танцы? — Его лицо отражает, насколько он не впечатлен этой идеей.

— Ага, — киваю я.

— Мама переживает, что я не смогу пойти на танцы?

— Ну, я уверен, что она просто думает о…

Но Гас не дает мне закончить.

— Кого волнуют эти глупые танцы? — почти кричит он. — Скоро начнется бейсбольный сезон, вот о чем она должна переживать. В этом году мы во втором дивизионе, — говорит он так, будто я должен понять, что он имеет в виду.

— Вау, — говорю я, притворяясь, что понимаю, о чем он. — Второй дивизион?

— Да! Единственная хорошая игра — это игра во втором дивизионе, — заявляет он.

Я продолжаю кивать, притворяясь впечатленным.

Я вспоминаю то время, когда сам был ребенком, и единственное, что имело для меня значение, это лакросс. Спорт и тусовки со своими друзьями — единственное, что меня интересовало, так что я могу понять смысл того, что сказал Гас. Но я больше не ребенок, так что могу понять и то, что его мама переживает о его будущем — даже если это что-то типа школьного бала. Гас еще слишком мал, чтобы увидеть всю картину целиком. Люди, как я и его мама, не могут не видеть этого. Однажды он поймет, почему его мама переживает. Он вырастет и не успеет заметить, как нечто другое привлечет его внимание больше, чем спорт, друзья или второй дивизион.

Девушки.

И когда этот момент настанет, переживания его мамы по поводу школьного бала станут для него понятными. Они станут его переживаниями. Будет ли у него хоть какой-то опыт, как у остальных парней в его возрасте? Будут ли девушки обращать на него такое же внимание, как и на других парней? Будет ли он разочарован? Будет ли он смотреть на школьный бал так же, как и другие подростки? Как я? Увидит в этом возможности и вероятности? Надежды?

Я мысленно возвращаюсь к своему собственному школьному балу. С Тиффани Уитмор.

И только мой разум начинает блуждать по воспоминаниям, дверь кабинета Льюиса открывается, и выходит она. Сегодня ее волосы распущены и спадают по плечам, заканчиваясь ниже груди. Она одета в джинсы и майку и выглядит намного более повседневно, чем когда я увидел ее в первый раз. Но все такая же красивая.