Чудо - [3]

Сегодня членов комиссии предупредили, что этим утром они услышат вердикт понтифика, и они, собравшись в ратуше, дожидались этого торжественного момента. Несмотря на то что в большинстве своем они являлись служителями церкви, обстановка в зале заседаний была лишена какой-либо религиозной атрибутики. Это было сделано по предложению отца Рулана, историка Лурда, занявшего нейтральную позицию в обсуждаемом вопросе.

Дальнейшая полемика утратила всякий смысл, однако почтенные члены комиссии были по-прежнему настроены воинственно и обменивались колкими репликами. Свою позицию в очередной раз излагал отец Эмери, один из десяти городских священников:

— Я считаю, что подобное объявление несет в себе опасность для церкви, для верующих, для всего города. Если событие, о котором вы хотите сообщить, не произойдет, вера будет подорвана, а церковь подвергнется осмеянию. Будет дискредитировано то, чему мы служим. Поэтому я говорю: пусть все остается как прежде!

Ему возражал сидящий на противоположной стороне стола Жан Клод Жаме, владелец популярного у туристов ресторана:

— Мы обязаны сделать это объявление, чтобы возродить интерес к религии, привлечь в наш город новых паломников. Только таким образом мы сможем вдохнуть новую жизнь в веру, которая в последнее время неуклонно угасает в душах людей.

В этот момент в располагавшемся за стеной кабинете мэра Журдена зазвонил телефон, и этот звук положил конец дальнейшим препирательствам. Мэр вышел из зала, чтобы ответить на звонок, но почти сразу вернулся и позвал за собой епископа и отца Рулана. Оставшимся в зале показалось, что томительное ожидание длится целую вечность, но на самом деле им пришлось ждать не более двух минут.

Высокий, крепко скроенный епископ вновь занял место во главе стола. В своей строгой черной сутане он напоминал аскетическую фигуру, словно сошедшую с полотна Эль Греко. Его голос был низким и сильным, речь — сжатой и уверенной:

— Его Святейшество пожелал, чтобы мы объявили миру тайну Бернадетты. Да, объявили ее миру, причем сейчас же. Не сделать этого, подчеркнул Его Святейшество, значит продемонстрировать недостаток веры. Что касается его самого, шутливо добавил Его Святейшество, то он остается истинно верующим.

Епископ помолчал и обвел присутствующих взглядом. Окончательный вердикт прозвучал, и тем самым был положен конец любым спорам. Теперь все они вновь стали единой командой, и никто не пытался скрыть охватившее его возбуждение.

— Таким образом,— подытожил епископ,— я должен известить архиепископа в Тулузе, чтобы он немедленно начал готовиться к церемонии обнародования третьей тайны Бернадетты. Она состоится в Париже и будет проведена кардиналом Брюне.— Иерарх сделал короткую паузу и холодно улыбнулся.— Восемь дней, отсчет которым начнется через три недели, станут самыми важными в истории Лурда начиная с того полудня, когда Бернадетта ощутила порыв ветра и увидела даму в белом, появившуюся в гроте. Я также уверен в том, что обнародование третьей тайны станет важнейшим событием в жизни многих людей на планете, которые услышат эту весть и обрящут путь к любимому всеми нами Лурду.

* * *

Обычно, когда Лиз Финч ехала на своем стареньком «ситроене» от площади Согласия по Елисейским Полям, лавируя в безумном и непредсказуемом автомобильном потоке Парижа, она то и дело посматривала на поражающую своим великолепием громаду Триумфальной арки, возвышающуюся далеко впереди. Для Лиз арка являлась воплощением всего, что только мог предложить Париж: классической красоты, удивления, восторга, обещания того, что ее жизнь в этом городе будет прекрасной.

Арка превращала ее мечты и заветные помыслы в реальность, помогала увидеть себя в качестве высокооплачиваемой и широко известной в Париже корреспондентки иностранного информационного агентства, женщины столь же замечательной, как и Джанет Фланнер. Джанет была хозяйкой изысканных апартаментов на острове Сент-Луи, женой успешного и состоятельного француза, управляющего одной из крупных компаний (он сочетал в себе блестящий ум и сексуальность и в качестве свадебного подарка преподнес невесте коллекцию произведений искусства французского примитивизма), а также матерью двух очаровательных детей, которые играли в Люксембургском саду под присмотром заботливой и хлопотливой няни-англичанки. Когда Лиз Финч видела Триумфальную арку, под ее плавным изгибом она видела такую же жизнь и для себя,— жизнь, наполненную удовольствиями й интересными друзьями.

Однако в это утро, возможно впервые за три года, проведенные ею в Париже, Лиз Финч не обратила внимания на знаменитую арку. В те секунды, когда ей удавалось отвлечься от сумасшедшего движения, она рассматривала свое отражение в зеркале заднего вида, и то, что она в нем видела, никак не способствовало повышению самооценки. Наоборот, созерцая себя в зеркале, она чувствовала, как начинают колебаться и рассеиваться, подобно миражу, надежды на то, что ей удастся и дальше оставаться в Париже.

Дело в том, что сегодня утром Лиз украдкой заглянула в служебную телеграмму, лежавшую на столе Билла Траска, ее шефа в Амальгамейтед Пресс Интернэшнл. Потом она получила от Траска задание на этот день и узнала, что поручено ее главной сопернице, Маргарет Ламарш. Все это вместе позволило Лиз понять, что она проигрывает, если уже не проиграла, в гонке за успехом. Ей показалось, что она участвует не в соревновании интеллектов и таланта, а в конкурсе красоты, а когда речь заходила о красоте, шансов у нее не оставалось.