Чудо - [154]

Аманда не могла усидеть на месте. Вскочив на ноги, она начала ходить по гостиной, размышляя над значением этой невероятной находки. Во-первых, это означало гигантский сдвиг в делах с Кеном. Она покажет ему дневник. Он этот дневник прочитает, сам все увидит и поймет, как глупо заблуждался, обожествляя страдающего галлюцинациями ребенка. Кен немедленно вернется вместе с нею домой, чтобы подвергнуться операции. И если есть хоть один шанс на его спасение, он будет спасен.

Пройдясь из угла в угол несколько раз, Аманда осознала, что у находки есть ценность и другого рода. Имея на руках такой компромат, можно спасти еще одного человека — ее новую подругу Лиз Финч, которая сможет написать одну из самых выдающихся статей десятилетия и сохранить за собой работу в Париже. Аманда живо представила себе аршинные заголовки, под которыми выходят газеты по всему миру. Но тут же увидела и еще кое-что, отчего остановилась на месте как вкопанная. Она увидела конец Лурда. Вместо Лурда перед ее глазами предстал город-призрак, забытое всеми местечко. Стало грустно и совестно. Ей вовсе не хотелось выступать в качестве Аттилы — разрушителя городов. Но какого черта? Она жила в реальном мире. А в нем не могло быть места идиотским ложным верованиям, которые разлагали, вводили в заблуждение и калечили человеческие души. Скорее всего, сказала себе Аманда, если бы Лурда не было, люди его выдумали бы, выдумали что-то вместо него. Но это было уже не ее ума дело. Ее единственной заботой была судьба любимого человека — Кена. Ну и заодно судьба подруги — Лиз Финч.

Она не сразу осознала, что мадам Готье вернулась в гостиную.

— Моего соседа, месье Аббади, не оказалось дома. Уехал внуков навестить. Но я все равно достала его по телефону — дозвонилась ему в По, рассказала, что к чему. Он говорит, что контракт будет простой — составить его не трудно. Обещал вернуться в Бартре рано утром. Напишет проект контракта и придет сюда, а вы за обедом его прочитаете.

— Завтра? — переспросила Аманда.

— Можете возвращаться в Лурд, а завтра утром вернетесь. Ехать-то недалеко. Или останьтесь — поужинаете со мной и Жаном, а переночуете в британском молодежном общежитии тут неподалеку. Называется «Осанна-хаус». Вообще-то там людей со стороны на ночь не пускают, но я с ними договорюсь.

— Извините, остаться не могу. Мне надо в Лурд. У меня там муж. Он…

— Молится о чуде?

Впервые за все время черты лица мадам Готье смягчились.

— Ну, поезжайте к нему, поезжайте. Завтра дневник будет у вас. Обещаю.

* * *

Ранним вечером Эдит Мур стояла у подножия статуи отца Пейрамаля, который, будучи во времена Бернадетты кюре Лурда, стал первым влиятельным священником, признавшим реальными видения девочки-крестьянки. Эдит запрокинула голову, чтобы лучше разглядеть колокольню и освещенный шпиль церкви Святейшего Сердца Иисуса. На душе стало как-то теплее при мысли о том, что этот храм в 1903 году заменил старую приходскую церковь, где проповедовал отец Пейрамаль. Его останки покоились тут же, в склепе, расположенном в церковном подвале. Сюда была перенесена и старая деревянная будка-исповедальня, где он принимал сокровенные признания прихожан.

Спокойнее было и оттого, что время исповеди назначил ей сам отец Рулан. Это он три года назад заинтересовался ее судьбой и с тех пор подружился как с самой Эдит, так и с ее мужем. Регги, узнав о встрече жены с доктором Клейнбергом и затем встретившись с Клейнбергом лично, позвонил отцу Рулану, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что в церкви обязательно будет присутствовать священник, готовый выслушать исповедь. Отцу Рулану он сказал, что Эдит желает исповедоваться не в часовне на территории святилища, а именно в церкви Святейшего Сердца Иисуса в старом городе, и тому якобы есть причины эмоционального порядка. Ведь именно в церковь Святейшего Сердца пришла Эдит на исповедь три года назад за несколько часов до исцеления. Хотя все эти приготовления несколько выходили за рамки обычного, они ни в малейшей степени не смутили отца Рулана. Он легко согласился на оба условия, которые изложил ему Регги. Были назначены место и время исповеди. И вот время подошло.

Заметно прихрамывая, Эдит пересекла улицу Святого Петра и вышла на Церковную улицу, поднялась по ступенькам и вошла внутрь храма. На скамьях сидели редкие молящиеся. В ряду, где никого не было, Эдит преклонила колени и вознесла покаянную молитву.

— Господи, я искренне сожалею, что оскорбила Тебя, милостивого Спасителя моего,— зашептали ее губы. — Ненавижу все прегрешения мои и смиренно молю Тебя простить все вольно или невольно содеянное мною против заповедей и священной воли Твоей. Обещаю Тебе, Господи, и твердо решаю избегать всякого добровольного греха и всего того, что к нему проводит. Уповаю на милосердие Твое и благодатную помощь Твою, укрепляющую меня во всяком добре. Уповаю на милость Твою при заступничестве Пречистой Матери Твоей и всех святых Твоих. Аминь.

Поднявшись с колен, она заковыляла вдоль прохода к исповедальне, где, как заверил ранее отец Рулан, ее должен был ждать священник. Подходя к будке все ближе, Эдит пыталась представить себе, как отреагирует священник на ее признание. Поскольку отец Рулан знал, что нужно направить кого-то выслушать ее исповедь, оставалось надеяться на то, что этот священник будет обладать не меньшей широтой мышления, чем сам Рулан. Регги не уставал повторять, что в Лурде из всех священников отец Рулан самый дельный и разумный, потому что лучше других знает, насколько не проста подчас бывает жизнь земная. Может быть, и назначенец его окажется сегодня столь же разумным и гибким. Или, во всяком случае, не оскорбится с ходу. Она никак не могла представить себе, какой из двух вариантов более вероятен.