Чудесное око; Звезда КЭЦ; Голова профессора Доуэля; Небесный гость - [26]

Попыхивая трубкой и одергивая шерстяную фуфайку, выходит Протчев. На его голове — шерстяная шапочка-феска.

— Протчев, нырять собираешься? — спросил Миша. И его слова, звуки его голоса, претерпев сложные превращения, уже звучат на палубе траулера. Протчев невольно поворачивает голову к репродуктору и говорит:

— Да, хочу спуститься, посмотреть, что тут под водой.

В кабинет Борина входит Кириллов. На ходу он приветствует Мишу и дает в микрофон распоряжение:

— Приготовиться к спуску! Одного на компрессор, одного на сигнал, одного на шланг, одного на манометр, одного на часы!

Протчев выколачивает трубку — под водой не покуришь — и уже командует сам:

— Рубашку! Калоши! Манишку! Шлем! Тросы!

Начинают одевать водолаза. Протчев влезает в водолазную рубаху — зеленый прорезиненный костюм из крепкой парусины; ему помогают надеть тяжелые ботинки с прочными носками и свинцовыми подошвами, затягивают ремешки, через голову надевают тяжелую манишку, привинчивают к медному патрубку воздушный шланг.

Пока Протчев готовится к спуску, Миша тихо спрашивает Кириллова: зачем он отдал команду «один на сигнал», то есть следить за сигнальной веревкой, — ведь в шлеме имеется телефон.

— И при железной дороге не забывай двуколку, — отвечает Кириллов афоризмом Козьмы Пруткова.

Матросы прицепили на грудь и спину Протчева водолазные тяжеловесы в сорок килограммов, протянули от спины под ноги Протчева «подхватник» и закрепили его спереди.

Наконец, на голову Протчева надели тяжелую «медную голову» и начали привинчивать ее к манишке. Одновременно заработал компрессор, подающий воздух. В лучах солнца медный шлем и стекло его ослепительно блестели. Протчев стоял еще на палубе, но был уже «водяным жителем». Каким чудовищем казался он Мише!

Старый товарищ Протчева эпроновец Сизый похлопал рукой по шлему: можно спускаться. Люлька была прицеплена возле самого борта. Протчев двинулся по палубе, гулко стуча свинцовыми подошвами.

— Какой богатырь! Какая сила! — удивлялся Миша.

Вот Протчев сел в люльку, как в качели, ухватился руками за веревку.

— Спускай! — прозвучала команда Кириллова в Москве и в Атлантическом океане.

Лебедка начала работать. Протчев погрузился в воду. Телеоко скользнуло по борту, и Миша увидел вторую лебедку, а около нее Гинзбурга. Тот суетился среди матросов, которые помогали спускать телеоко на дно. Большой черный шар с конусоподобными выступами медленно уходил в воду.

Кириллов закурил папиросу. Азорес на палубе траулера также. Испанец стоял возле борта. Гинзбург наклонился над бортом и смотрел в воду. На траулере прозвенел звонок. Кириллов подошел к столу Борина и начал писать. Вошла Мишина тетя и подала ему конверт. Письмо прислал товарищ, отправившийся на Памир.

Наверное, интересное письмо, но читать некогда. Звуки Атлантического океана словно провалились в пропасть молчания. И сразу стал слышнее неумолкающий шум Москвы. На экране мигнул дымок сигары Азореса. Погас и экран…

Что там случилось?

И вдруг Миша увидел Протчева. Он сидел в своей люльке, которая висела в зеленоватой мгле океана. Веревки уходили ввысь.

Теперь Протчев, наверное, не ощущает тяжести своего костюма. Прекрасно! Летит «между небом и землей» и любуется подводным миром. В лучах подводного прожектора отчетливо видно, как из воздушного патрубка на медной голове поднимаются воздушные пузыри, похожие на капельки ртути. Это Протчев «травит воздух», нажимая головой на «головной золотник».

— Протчев, ты слышишь меня? — взволнованно спросил Миша.

— Слышу, — звучит бас Протчева.

— Зачем ты спустился под воду?

— Иголка потерялась, ищу ее.

— А телеоко зачем?

— Одно око — хорошо, два — лучше, а три — еще лучше. Разве не так? — отвечает Протчев. — У меня поле зрения шире, но глаз привычен. Телеоку еще учиться надо смотреть по-водолазному, — шутит Протчев.

В этой шутке Миша слышит определенное недоверие к новинкам.

— Что ты видишь?

— Пока что карасей, не знаю, как по-здешнему их величают. Сейчас и ты увидишь то же, что и я. Ну, где твой пузырь? — Эта фраза касается уже Гинзбурга.

— Подвожу, смотри левее! — отвечает Мотя.

Медный шлем Протчева слепяще блестит. Миша видит сквозь стекло широкое монгольское лицо водолаза. Наверное, прожектор совсем близко. Протчев протягивает левую руку и что-то ловит. Его рука надвигается на экран, растет, закрывает все поле зрения… Зеленая муть… Сильный сноп света, и в нем — табун рыб. Медленно проплывает большая красивая медуза… Золотой сноп идет в глубь океана, постепенно слабея, рассеиваясь. И там, внизу, видны смутные очертания гор. Да, это горы, и даже покрытые растительностью.

Горная вершина словно растет и идет навстречу… Нет больше Москвы, кабинета, постели. Не сам ли Миша висит в люльке и смотрит на подводный мир? Нет, он лежит в гондоле подводного «аэростата» над горным краем. Подводный Кавказ, но без ледников, горных рек и водопадов. Нет рек в краю, где «воздушное пространство» — вода.

Вновь палуба, ослепительно освещенная солнцем. Гремит лебедка. Слышно, как шумят волны, ударяясь о борт траулера. Гинзбург обернулся. Блеснули белые зубы…

— Ну, что там? — слышен голос. Чей?