— Извини, сынок… Тут до тебя из Боткинской. Назад требуют. Так что расстаемся мы. Пока расстаемся.
— Слава Тебе, Господи! Один вопрос: тут вообще-то наши есть? Чтоб я уже в следующий раз прям к ним и топал…
— Ну можешь к Аллаху обратиться. Сам он, правда, армянин, но ваших очень уважает.
— Вот те на! Это что, Аллах за нас?
— Молодой человек! Сколько Израиль существует?
— Вроде полвека…
— Вроде. А с арабами сколько воюет?
— Столько и воюет.
— Ну и как?
— Ну дык! — приосанился Влад.
— Вот видишь! И на чьей же стороне, по-твоему, Аллах? Хотя погоди, — призадумался Иегова, — лучше уж к сынульке моему ступай. Вот он-то ваш — комар носа не подточит!
— Прости Господи! — воскликнул Влад. — Все пойму, но чтоб у отца хохла сын-еврей?
— Тю! Национальность-то у вас как наследуется?
— А-а!
— Вот то-то! А Мария-покойница была уж еврейка так еврейка! В Москве бы ее с такой рожей в трамвай бы не пустили — отпиздили бы прямо на подножке!
— Ну ладно. Спасибо Тебе, Господи, за угощение, совет да помощь. Тогда я чуть что — сразу к Нему!
— Бувай здоров, хлопче… — донеслось издалека…
…Когда Влад открыл глаза, то первое, что он увидел, было посеревшее, покрытое капельками пота лицо хирурга и заплаканные глаза медсестры. Переведя взгляд, он различил в трясущихся руках врача пинцет с тоненькой, длинной, почти прозрачной косточкой.
— Ну, кажись, оклемался! — вздохнула медсестра.
— Воистину воскресе! — прошептал Влад…
