Чудеса и фантазии - [128]

Журналисты – к счастью, только местные – прознали о случившемся в галерее. «Художница-авангардистка расчленила старинную анатомическую коллекцию» – так называлась одна из статей. Телефон в канцелярии больницы не умолкал, усталый секретарь объяснял снова и снова, что это недоразумение; все хорошо, что хорошо кончается; вот когда коллекция Петтифера будет выставлена в полном составе на обозрение публики, люди действительно поймут огромную историческую, познавательную ценность экспонатов.

Возможно, как раз-то из-за этих статей одна из коллег Дамиана, доктор Нанджувейни, решила к нему обратиться. Она сама была молодая женщина, любила своих пациентов, правда в трудных случаях чувствовала себя не совсем уверенно.

– Помните, вы тут опекали одну молодую женщину…

– В каком смысле?

– Ту, которая украла экспонаты из коллекции. Она была у меня недавно на приеме.

Дамиан приготовился слушать, вежливо и невозмутимо.

– Она хочет сделать аборт. Я посмотрела записи в ее карте. Она уже обращалась к нам раньше по аналогичному поводу. Тогда установили внематочную беременность. Покромсали ее у нас изрядно, удалили яичник, бо́льшую часть труб. По ее словам, ей сказали, что больше ей никогда не забеременеть, вот она и не предохранялась. У нас ведь и правда могли такое сказать?.. Но меня больше беспокоит ее душевное состояние. Она не желает общаться с психологом. У меня сомнения по поводу аборта… ее беременность – почти чудо…

– Хорошо, я с ней поговорю. У вас есть адрес?

– Увы, нет. Пробовали связаться по старому – указала, когда заполняла первичную анкету. Там сказали, что она давно съехала, уже почти год. Где она сейчас, неизвестно…

– Когда у нее в следующий раз назначено? Я бы поучаствовал в консультации.

Даже если доктор Нанджувейни была удивлена, она ничем этого не выказала. Просто сказала спасибо, будто и не ждала другой реакции от доктора Беккета.

Дамиан подкрался к Маргаритке, сидевшей в укромном уголке, в длинной раскидистой очереди предродового отделения.

– Можно вас на пару слов? – с перекошенным от ярости лицом обратился он к ней.

Она сидела, поникнув одуванчиковой головкой, уставясь в колени, и прямо-таки побледнела от страха, услышав его голос и подняв глаза.

– Ой, спасибо, не надо.

– Ой спасибо, ой пожалуйста! Не будем играть в любезности. Встаем и идем за мной. Сейчас же!

– Не вздумайте меня ударить.

– Глупая. Я хочу помочь.

– Вы бы посмотрели на свое лицо.

– Я тоже живой человек. Волнуюсь не меньше вашего. Пойдемте в мой кабинет, поговорим наедине.

Он сидел, как обычно, за столом, она сбоку на стуле, как все пациентки. Она сказала:

– Я не сделала ничего дурного.

– Действительно. Не считая воровства и незаконного проникновения. Но давайте лучше поговорим о ребенке.

– Каком еще ребенке? Это не ребенок, а напасть. Нет у него будущего. Вам это прекрасно известно. Так что не надо ля-ля.

– Чей это ребенок?

– Я же говорю, это не ребенок. И в прошлый раз был не ребенок, а беремя. Маленький демонок, из-за которого я чуть концы не отдала.

– Чей это ребенок?

– А вы как думаете? Все вы, мужчины, одинаковые, вам бы только сперму свою метнуть, а последствия…

– Маргарита, молчать! Ребенок, как говорится, налицо, и если он мой, то я не могу вам позволить просто так, бездумно, от него избавиться.

– Бездумно… Откуда вам вообще знать, о чем я думаю? Вы и про меня-то ничего толком не знаете. Это и отношениями-то нельзя назвать. Зачем притворяться? Ну потешились вместе, а тут сюрприз… Я пытаюсь справиться с этой напастью сама, как взрослый человек. Как «ответственный человек», это я уже по-вашему, по докторо-беккетовски выражаюсь. Тело мое вам не принадлежит, чего с ним теперь хочу, то и делаю. Нечего лезть в мою жизнь!

– Это мой ребенок. Мое тело. Внутри вас превращается в мою плоть и кровь. Убить его вам – не позволю!

– Прекрасно. А кто будет об этом ребенке заботиться, когда он родится? Если, конечно, прежде не убьет и себя, и меня.

– Как – кто, я буду заботиться, это же очевидно. Обеспечу вас средствами к существованию, пока вы находитесь в положении, потом возьму этого ребенка… найду способ о нем позаботиться. О нем или о ней.

– Знаем мы эти сказочки. Подберу достойную семью, передам на усыновление. Буду следить за тем, как ребенок развивается…

– Это мой ребенок. И он будет со мной. Отцы любят детей.

– Как вообще можно любить нероженое? Я не понимаю. Вот у меня отца вообще нет… Не знаю, как он ко мне до рождения относился.

– Нерожденных детей трудно полюбить только потому, что их трудно вообразить. Но я-то все время детей принимаю… особенно если роды сложные… так что у меня воображение отлично работает.

И тут же сквозь его мысли услужливо проплыл типичный, красненький, орущий новорожденный.

– Жалко, что у вас нет отца. Он умер?

– Я не знаю даже, кто он был. Я в коммуне выросла, в ашраме, в восточном Лондоне. Мать увлекалась индийской эзотерикой. Все мужчины в ашраме считались отцами для всех детей. Правда, недолго это дело продолжалось. Через пару-другую лет они все поразъехались, каждый завел обычную семью.

– Значит, вы жили с матерью?

– Нет, она умерла вскоре. Я у бабушки пожила, но она немного свихнулась, и ее забрали – туда, где сумасшедших пасут. Я погостила короткое время у одной женщины из общины, но она в Индию уехала. Ну и мне назначили до совершеннолетия одну из моих учительниц приемной матерью-опекуншей – такая, значит, у меня была семья… Но потом я с ней связь потеряла… Это что у нас, допрос?