Чудеса и диковины - [41]

– Мы все – жулики, – сказал Храбал, сотрясаясь от хохота. – Ja, ja. Я уже двадцать лет ein Gross Lump.

– Нет, нет, – запротестовал я, – ничего подобного.

– Он имеет в виду пройдоху, а не свинью, – объяснил, перекрикивая шум, Ярослав; все-таки мой немецкий был далек от совершенства.

– Ага, выдающимся мошенником. А, как тебе, счастливчик? Мы все трое живем своей хитростью – и живем очень даже неплохо, если спросить моего друга (он постучал себя по брюху). – Ботуслав, и Ярослав, и я сам, Любош Храбал из Чешски Крумлова, обладаем прирожденным даром очищать карманы глупцов! Можем сманить кольцо с дамского пальца!

Я раскачивался на краю стола и пил из магической кружки, которая, казалось, с каждым глотком наполнялась вновь. Ботуслав и Ярослав усадили к себе на колени молодую служанку, поделив между собой ее аппетитный зад. Я вдыхал ее сладкий аромат, поглядывая на неглубокую ложбинку груди; чешский соблазн. Я уже был готов поделиться со своими новыми друзьями волшебными свойствами моего сосуда, когда подошла хозяйка и вновь наполнила мою кружку из двух объемистых кувшинов. Храбал с восхищением разглядывал мощные руки этой женщины и пышную грудь, распирающую корсет.

– Какова силища, а? Представьте энергию этой женщины. У нее между ног можно и умереть.

– Ужасная картина, – скривив лицо, заявил Ярослав. – Любош и Зденка наседают друг на друга, как медведи.

– Две горы, – подхватил Храбал, – столкнувшиеся друг с другом.

– Огромный тоннель и малюсенький путешественник.

Близнецы прыснули и принялись качать служанку на коленях. Я не исключал, что Храбал может убить за подобное оскорбление; но он тоже выл и рыдал от смеха и лишь мазнул Ботуслава по щеке, как если бы убил комара. Служанка на коленях у братьев пыталась разделить их веселье, хотя, как я понял, немецкого она не знала. Это была блондинка, без сомнения, симпатичная и при свете дня, но в полутемной таверне она была воплощением прекрасного. Я зачарованно смотрел, как она приоткрыла ротик, готовая рассмеяться, – на эту розовую щелочку, на круглый язычок и жемчужные зубки. Меня кружило от выпитого, как лодку во время шторма (хотя тело оставалось неподвижным), и я старался поверить в искренность ее ответного взгляда.

– Еще четырнадцати нет, – жарко прошептал мне на ухо Храбал. – Мед с молоком. Ты ей нравишься – смотри-ка.

Привстав на подкашивающихся ногах, я поклонился и спросил, как ее зовут. В глазах Мушеков заплясали насмешливые искорки. Девушка была накрашена: лицо напудрено, щеки нарумянены, верхние веки подведены голубыми тенями. Я еще раз попробовал проявить вежливость, выдавил:

– Tesi mе, – и поймал себя на том, что пялюсь на ее грудь. Выпитое пиво отягощало живот, мне на шею как будто навесили мельничный жернов, и я не мог подняться даже из приличия.

Ярослав ухватил двумя пальцами подбородок девушки, притянул ее голову к себе и что-то прошептал ей по-чешски. Явно возникли какие-то возражения; девушка вспыхнула (это было заметно даже под пудрой) и приоткрыла ротик.

– Ну же, – настаивал Ярослав. Служанка попыталась встать, ее лицо скрыли льняные локоны; но близнецы ухватили ее за широкую фланелевую юбку. Они успокаивали ее, ободряюще улыбаясь. Потянули ее назад и вновь усадили к себе на колени. Ботуслав или Ярослав (я уже не понимал, кто из них – кто) положил на стол перед девушкой монету – золотой дукат, не меньше. Ее глаза широко распахнулись и превратились в пронзительные синие сферы нужды.

Любош Храбал приподнял свою необъятную ягодицу, чтобы выпустить громоподобный пук.

– Смотрите, – сказал он.

Мы все наблюдали за лицом служанки, рассматривавшей дукат. Она подпрыгивала вверх-вниз – это близнецы, забавляясь, перекатывали ее с ягодицы на ягодицу. В табачном дыму шумной таверны пробился утробный стон. Звук становился все громче и явственней; он превратился в мучительный, монотонный рев. Ярослав и Ботуслав перекидывались девушкой, словно мячиком. У нее растрепались волосы, маленькие груди выбились из-под корсажа. Я так и не понял, улыбалась она или хмурилась.

– У-ух! – кричали братья, и Храбал добавлял свой скрипучий бас. – У-ух!

С быстротой лягушки, охотящейся на муху (розовая молния руки, накрывающей тусклый кругляш), девушка схватила монету. Кажется, Мушеки даже обрадовались потере дуката. Я тоже смеялся, тоже аплодировал – правда, не попадал ладонью по ладони и чуть не вывихнул мизинец.

– Когда закончишь, – сказал Любош Храбал, – мы будем ждать тебя здесь. Не забудь. И не забудь найти нас.

Девушка взяла меня за руку; ее ладонь была холодной и влажной, а кончики пальцев казались слегка мозолистыми. Я покорно последовал за ней по лабиринту столов, и в конце концов – мы в жаркой и пламенной, как преисподняя, кухне. Кошка лакала молоко из блюдца прямо на столе. Рыжебородый голый по пояс детина жарил на вертеле поросенка. Я почувствовал дурноту, как осужденный, которого ведут на эшафот по анфиладе незнакомых комнат.

Перед двумя одинаковыми дверьми девушка остановилась, да так резко, что я уперся припухлостью у себя в паху ей в крестец. Она колебалась и нервно мяла пальцы.

– Do leva!