Чудеса Антихриста - [10]

Наконец, она замолчала, и патер Иосиф спросил Гаэтано, что он ответит на это.

— Настоятель хочет, — сказал патер Иосиф, — чтобы Гаэтано сам решил этот вопрос. Они не имеют ничего против того, если он уйдет в мир, потому что он последний в своем роду.

Гаэтано тихонько соскользнул с колен донны Элизы. Но ответить! Это было не так-то легко! Было очень трудно ответить ей отказом.

Патер Иосиф пришел ему на помощь.

— Попроси синьору, чтобы она подождала твоего ответа несколько часов, Гаэтано. — Мальчик всегда хотел сделаться монахом! — сказал он в пояснение донне Элизе.

Она встала, взяла зонтик и старалась принять веселый вид; но на глазах ее стояли слезы.

— Конечно, конечно, пусть он подумает, — говорила она, — но если бы он звал Диаманте, ему не о чем было бы раздумывать. Правда, теперь там живут только крестьяне; но прежде там жил епископ и много священников и великое множество монахов. Теперь их там нет, но память о них сохранилась. Диаманте с давних пор считается священным городом. В нем больше праздников святых, чем в другом месте; там очень много святых, и еще и теперь приходят целые толпы богомольцев. Кто живет в Диаманте — не может забыть Бога. Уж одним этим он становится наполовину священнослужителем. Поэтому он вполне спокойно может поехать с ней. Но пусть он обсудит, если хочет. Она вернется завтра.

Гаэтано повел себя очень невежливо. Он отвернулся от нее и выбежал за дверь. Он не сказал ей ни слова благодарности за ее приезд. Он знал, что патер Иосиф ждал, что он поблагодарит ее; но он не мог этого сделать. Он думал о громадной Монджибелло, которую он никогда не увидит, о донне Элизе, которая больше не вернется, о школе, о запертом монастырском дворе и о всей замкнутой жизни! Патер Иосиф мог ожидать от него чего угодно. Гаэтано должен был убежать.

Да и было пора. Пройдя за дверью шагов десять, Гаэтано расплакался. Ему было так жаль донну Элизу! Ах, ей придется возвращаться одной! Гаэтано не может ехать с ней!

Он слышал шаги патера Иосифа и прижался лицом к стене. Если бы ему удалось подавить рыдания!

Патер Иосиф шел к нему, вздыхая и бормоча что-то по своей привычке. Подойдя к Гаэтано, он остановился и вздохнул глубже обыкновенного.

— Ах, Монджибелло, Монджибелло, — произнес патер Иосиф, — никто не может устоять против Монджибелло.

Гаэтано вместо ответа заплакал еще сильнее.

— Гора манит его к себе, — пробормотал патер Иосиф. — Монджибелло подобна всему миру; на ней собраны все красоты и прелести земли, все растения, все течения воздуха и все чудеса. Да, весь мир подошел к нему и манит его.

Гаэтано чувствовал, что патер Иосиф говорит правду. Казалось, что земля протягивает руки, чтобы схватить его. Он чувствовал, что должен ухватиться за стену, чтобы не быть унесенным.

— Пусть лучше он увидит мир, — сказал патер Иосиф. — Он будет сильнее тосковать по нем, если останется в монастыре. Если он увидит землю — быть может, он снова вернется к небесам.

Гаэтано не понял еще, что хочет сказать патер Иосиф, но тот взял его на руки, отнес в приемную и положил на колени донны Элизы.

— Возьмите его с собой, донна Элиза, — вы завоевали его, — сказал патер Иосиф. — Покажите ему Монджибелло и постарайтесь удержать его у себя.

Очутившись снова на коленях донны Элизы, Гаэтано почувствовал себя таким счастливым, что не был уж в состоянии бежать от нее. Он был в плену, как если бы он вошел в Монджибелло и гора сомкнулась за ним.

II . Фра Гаэтано.

Гаэтано жил у донны Элизы уже целый месяц и был так счастлив, как только может быть счастлив ребенок. Путешествие с донной Элизой было погоней за газелями и райскими птицами, а живя у нее, ему казалось, что его носят на золотом троне под балдахином из солнечных лучей.

В это время в Диаманте приехал знаменитый францисканец патер Гондо, и донна Элиза с Гаэтано отправились на площадь послушать его. Патер Гондо никогда не проповедовал в церкви, но собирал вокруг себя народ на площади или у городских ворот.

Площадь была полна народа, но Гаэтано, сидевший на перилах лестницы, ведущей в ратушу, ясно видел патера Гондо, который стоял на срубе колодца. Его, главным образом, занимала мысль, правда ли, что монах под сутаной носить власяницу и что веревка, которой он был подпоясан, вся была в узлах и железных шипах и служила ему для самобичевания.

Гаэтано не мог понять, что говорил патер Гондо; но его охватывала дрожь при одной мысли, что он видит святого.

Проговорив около часа, патер показал движением руки, что он хочет немного передохнуть. Он сошел с колодца, сел и опустил голову на руки. И, когда монах так сидел, Гаэтано услыхал какой-то глухой шум. Он никогда не слыхал ничего подобного. Он оглянулся, желая понять, что бы это могло быть. Это народ, собравшийся на площади, повторял одни и те лее слова: «Будь благословен, будь благословен, будь благословен!» Одни шептали, другие бормотали эти слова, и никто не восклицал их громко: так велико было их благоговение. И все сразу нашли одно и то же слово: «Будь благословен, будь благословен!» — носилось над площадью: «Да будут благословенны твои уста, да будет благословен твой язык, да будет благословенно твое сердце!»