Что за чертовщину я сейчас прочёл - [56]

— Не понял, — сказал я.

Чейстити сосредоточенно вглядывалась в занавешенное окно номера, но за шторами не было ничего видно.

— Когда Мики забрали, первой вещью, которую я немедленно вспомнила, был седьмой день рождения Мики, два года назад. Я отвезла его в Пиццу Шапито. Я помню, что он испугался этих клоунов из стекловаты, которыми были напичканы стены, и нам пришлось уехать раньше. Я привела его домой и сделала ему жареного сыра. Он его обожает. Мы сидели на диване и смотрели мультфильм, где Крис Рок играет зебру, и животные пытаются сбежать из зоопарка. Кажется, тогда я смеялась больше, чем он.

Она замолчала, вновь уставившись на окно. Мы ждали, когда она закончит историю, но она просто смотрела в окно. Мне показалось, что занавесь дёрнулась, и что Мики, может быть, подкрадывался к нам.

И, в конце концов, Эми сказала:

— Два года назад? Это ошибка, Пицца Шапито была разгромлена, когда все крышей поехали, да ещё и мародёрствовать начали. И так с тех пор и не открылась.

Чейстити кивнула.

— У меня нет сына. У меня никогда не было сына.

Глава 13: Погодьте, что за блядство?

— Этого не может… нет. — возразил я, — Ещё час назад вы были абсолютно уверены в том, что у вас есть сын.

Она рассеянно кивнула.

— И у меня есть воспоминания об этом. О предыдущих восьми годах. Но это всё сплошная бессмыслица, если хорошенько об этом призадуматься. У него нет собственной комнаты в трейлере, что вполне можно объяснить пожаром на моём последнем месте жительства. Но помимо этого у него совершенно нет одежды и игрушек.

— Но… Как вы могли этого не заметить? Типа как, сразу же?

Она покачала головой.

— Видели эти телешоу о барахольщиках, в которых люди сваливают хлам в горы такой высоты, что уже не могут переходить из одной комнаты в другую? Семьи пытаются проводить с ними интервенции, но эти люди буквально не способны заметить мусор, неспособны обратить внимание на то, что что-то не в порядке. Ваш разум становится слеп к самым фундаментальным, базовым вещам. У меня есть кузина, которая весит шестьсот фунтов, но все мысли об этом вылетают из головы в обеденное время. А потом я задумалась об этом паразите. Всё, что собирается сделать этот червь — это убедить муравья в том, что он всегда был здесь, внутри него, и что вскарабкаться на дерево прямо к этим ягодам — именно то, о чём он мечтает. Несмотря на то, что он всем своим нутром должен понимать, что это самоубийство.

— Но люди — не муравьи, — возразил я, — Вы утверждаете, что эта штука появилась и убедила вас в том, что у вас уже есть сын, завершив картину внедрением в вашу голову тысячи воспоминаний о вашем совместном прошлом. Как это вообще работает?

— Воспоминания — это физические структуры в мозге, — парировала Эми, — Всё происходит в точности так, как с тем муравьём. Просто чуточку сложнее.

— Мы все могли почувствовать, как эти сикарашки пытаются вмешиваться в нашу историю, — сказал Джон, — Они не просто начинают выглядеть как мобильник, но внедряют в наши воспоминания мысль о том, что в действительности именно им и являются. Делают её в достаточной степени правдоподобной.

— Хуже всего то, что пёс, судя по всему, в конечном итоге не способен их выявлять, — отозвалась Эми, — Раз уж теперь мы уверены, что «Мики» — один из них…

— Это не первая его ошибка, — сказал Джон, — Он абсолютно не просёк, что тот плюшевый медведь, которого я выиграл на осеннем фестивале, был одержим. Просто продолжил с ним совокупляться.

— О чём ты? — уточнила Эми.

— Ты не помнишь историю с тем медведем? Это было когда я ещё жил в твой квартире на…

Эми запустила в волосы свою единственную руку и произнесла:

— Боже мой. Ты думаешь, что этот пёс был у тебя всегда.

— Эм… Что? — переспросил я.

Эми откинулась на сидении автомобиля.

— Я никогда не видела эту собаку до сегодняшнего дня. Мне казалось, что Джон просто присматривает за ней или что-то вроде того.

Я уставился на дверь комнаты мотеля.

— Нет. Просто… Нет. Это Собак. Они с Молли никогда не ладили. Однажды он пожевал твои сандалии.

— Я никогда не жертвовала обувью ради собаки.

За окном комнаты мотеля снова дёрнулась занавеска.

Джон возразил, обращаясь к ней:

— Нет, это… Они взломали твой мозг. Твой, не наш. Я всё помню. Это была собака Марси, она осталась со мной, когда мы расстались, потому что у её соседа по комнате была аллергия. Кучу времени назад, в тот же год, когда случилась та плохая зима и… вся эта херня начала происходить.

— Да, наверное, это Эми ошибается. Снова. — я обратился к Эми, — Помнишь ту ночь, когда все эти ребята ворвались к нам в поисках, эм, той штуки? И ты выбросила её в реку…

Она покачала головой.

— Я помню это, но там не было никакой собаки.

— Мы ходили с ним к ветеринару! Когда он нализался шоколадного фондю! — возразил Джон.

— У тебя есть рецепт?

— Разумеется, я… Погоди, нет, она нам его не выписывала.

— Мы не были у ветеринара той ночью, Джон.

Чейстити вклинилась в диалог:

— Если вы тщательно сфокусируетесь на внедрённых ими воспоминаниях, то сможете разрушить их, докопавшись до настоящих. Спрятанных там, в глубине. Видите ли, они совершили ошибку, выбрав в качестве цели меня. Можно заставить меня сомневаться в мире, но невозможно заставить меня сомневаться в себе. Мои воспоминания, фальшивые воспоминания, убеждали меня в том, что отцом Мики был какой-то парень, с которым я переспала, парень, которого я встретила на озере и который покинул город после первой же ночи со мной. Но я никогда в жизни не сделала бы ничего подобного: мужчина, который способен на такое, никогда не оказался бы в моей постели. Будь у меня ребёнок — настоящий ребёнок — я жила бы в лучшем месте. В лучшем городе.