Что за чертовщину я сейчас прочёл - [26]

О, и ещё: дом Джона начинён ловушками. Двери, к примеру, окружены четырьмя форсунками, которые, теоретически, должны плеваться огнём, превращая незваного гостя в незваного гостя, объятого адским пламенем. Но не перекинется ли огонь на окружающие предметы? — спросите вы. Ага. Как только незваный гость упадёт в корчах, домик тоже загорится. Как только я поделился своими опасениями с Джоном, то он ответил: «Но это бы стоило того».

Зайдя внутрь, я осознал, что не горю, и позвал Джона. Ответа не последовало. Его йоркширский терьер, которого звали Собак, вертелся у моих ног, оглушительно лая. Я сказал ему заткнуться. Как только я решил нагнуться ко псу, то заметил, что я держу в руках розовый диснеевский телефон. Я схватил его до того, как вышел из машины, и понятия не имел, почему. Я швырнул его в сторону.

На фотографии из телефона Нимфа, Джон развалился на диване, окружённый высохшей блевотой, которую он выблёвывал из своего тела, пока не сдох…

Входить в дом с заднего двора означало, что нужно пройти через кухню, а затем — через наполовину гостиную/наполовину столовую, которую Джон превратил в нечто, что он называл «приёмная». Случайно или по некоему замыслу, но Джон украсил свой дом в стиле, точь-в-точь копирующим интерьер богачей из боевиков восьмидесятых. Мебель из чёрной «кожи», хромированные и стеклянные столы, массивная звуковая система, окружавшая гигантский телевизор, которые он, вдобавок, ещё и использовал. На мой взгляд, это было потрясающе — кокаиновый сон дизайнера, пробивший дыру в бюджете.

Мы с Джоном не говорим о деньгах, как не говорим о куче других вещей. Каждый из нас знает, что другой может сказать в ответ, поэтому мы стараемся не заводить разговоров об этом. Я уже говорил ранее, что не собираюсь наживаться на аспекте нашей жизни, которую можно определить выражением «блядский цирк», но Джона это не останавливает. Джон никогда не был приверженцем офисной работенки, и мне доводилось слышать, что он творил кучу хуйни — от «консультаций» жертв преследователей по электронной почте, до продажи футболок. Иногда он спрашивает, хочу ли я вписаться в очередное дело, но я отвечаю отказом, и Джону кажется, что я отказываюсь от денег. Но я просто не хочу, чтобы Джон вовсе вписывался в эти дела…

Гостиная была прямо по курсу, диван стоял за частью стены, вне поля зрения. Я не двигался. Я понял, что застрял. Меня это не волновало.

На фотографии весь кофейный столик был усыпан всеми возможными сортами наркоты, а буфет ломился от…

Я позвал Джона во второй раз, и снова никто не откликнулся. Я и не ожидал ничего другого.

Там, где у иного человека находился обеденный стол, у Джона расположился стол для бильярда. На зелёной поверхности были намалёваны слова: ЗДЕСЬ? РАЗГРОМНОЕ ПОРАЖЕНИЕ. Я пробежался рукой по войлоку, осмотревшись вокруг. Одна сторона стола была расположена близко к стене, что было частью гениальной стратегии Джона — держать ваши шары подальше от лунок. На белой стене виднелись отметки от задней стороны киев, каждая из них представляла одну провальную попытку удара. В углу виднелись следы от краски на ковре — именно там Кристал и Никки два часа кряду разрисовывали туловище Джона (это был Хэллоуин, ясно вам?). На потолке можно было разглядеть небольшой след от чили, напоминавший о Кино-Ночи Постыдных Удовольствий (Эми выбрала «Сумерки», выбор Джона пал на «Где Моя Тачка, Чувак?», и «Ох уж эта наука!» от меня). Ох уж эти воспоминания. Кажется, я простоял здесь целую вечность, предаваясь ностальгии, вместо того, чтобы пройти в гостиную и удостовериться, что там всё в порядке. Но я думал о том, что если ты не видишь чего-то, то это никогда не станет реальным, и эти мысли зазвучали у меня в голове голосом Джона.

Заглянув в гостиную, я немедленно заметил две бензопилы, которые Джон установил на каминной полке, скрестив их тридцати шести дюймовые лезвия. Собак всё ещё лаял неподалеку, подпрыгивая на своих крошечных лапках с каждым «гав». И это просто блядь сводило меня с ума.

Я заставил себя идти дальше.

Диван медленно оказался в поле моего зрения, и я увидел одну из подошв джоновых конверсов, неподвижно свешивающуюся с подлокотника под неестественным углом. Я учуял запах тела, которое опорожнило свой кишечник перед лицом неизбежной катастрофы.

Я обошёл диван, и там лежал он, и здесь было полно блевоты, и на столике лежала лампочка с пластиковой соломинкой, торчащей из неё — самодельная трубка. Часть лампы была обгоревшей, словно к ней прикладывались — снова и снова. А ещё там лежал пузырёк таблеток, и шприц с непонятной хуйнёй внутри. Это не выглядело как быстренькая попытка взбодриться после полудня. Было похоже на то, что кто-то специально сварганил эту ядерную смесь, высчитав достаточно верную дозу, чтобы его сердце остановилось раз и навсегда. Я знаю, о чём говорю, потому что я не раз пытался провернуть то же самое с собой.

Я проверил пульс. Какой к чёрту смысл — Джон был ледышкой.

Половина моей вселенной погрузилась во тьму.

Я рухнул в чёрное кресло напротив дивана. Пёс, видимо, наконец-то учуял мой настрой и закрыл пасть.