Что-то со мной не так - [3]

Наконец миссис Орландо решила, что должна пойти посмотреть сама. Она взяла сумку, вышла из машины, закрыла ее за собой, переступила через низкое бетонное ограждение и провалилась ступнями в песок. В туфлях на высоких каблуках она двигалась по песку медленно, с трудом, широко расставляя ноги, держа за ручку свою твердую блестящую сумку, и та болталась взад-вперед. Дул морской бриз, и цветастое платье облепило ей бедра, подол весело порхал вокруг колен, но ни один серебряный локон не шевельнется в ее тугой укладке. Она хмурилась, утопая ногами в песке.

Протолкнувшись между людьми, она посмотрела вниз. То, что лежало на песке, не было рыбой или тюленем, это был молодой человек. Он лежал, вытянувшись, – ступни вместе, руки вдоль туловища. Он был мертв. Кто-то накрыл его газетами, но ветер поднимал газетные листы, они заворачивались и один за другим соскальзывали на песок, прилипая к ногам стоящих вокруг. Наконец смуглый мужчина, по догадке миссис Орландо, мексиканец, вытянул ногу, поддел последний газетный лист и отбросил его в сторону. Теперь всем стал хорошо виден мертвый человек. Он был красивым, стройным, но кожа у него серая и местами начала желтеть.

Миссис Ордандо была поглощена разглядыванием. Потом осмотрелась вокруг и увидела, что остальные тоже смотрели, обо всем позабыв. Утопленник. Это был утопленник. Может, даже самоубийца.

Она с трудом пошла назад по песку. Добравшись до дома, немедленно позвонила дочерям и рассказала о том, что увидела. Начала с того, что видела на пляже мертвого мужчину – утопленника, она повторяла это снова и снова, прибавляя детали. Дочерям стало не по себе, потому что, пересказывая историю, мать приходит все в большее возбуждение.

После этого она несколько дней не выходила из дома. Потом неожиданно отправилась к подруге. Она рассказала ей, что получила непристойное предложение по телефону, поэтому останется у нее на ночь. Когда на следующий день она вернулась домой, ей показалось, что кто-то проник туда в ее отсутствие, поскольку некоторые вещи пропали. Позднее она нашла все эти вещи в странных местах, но ее не покидало ощущение, что кто-то вторгался в ее дом.

Она сидит в доме, опасаясь новых вторжений, и прислушивается, нет ли чего необычного. Пока она так сидит, особенно по ночам, она часто слышит звуки – такие странные, что почти уверена: под окнами кто-то рыскает. Тогда она чувствует, что должна выйти и посмотреть, что там, снаружи. Она обходит дом в темноте, но не видит никаких воров и возвращается. Однако, посидев внутри с полчаса, чувствует, что должна выйти и снова проверить дом снаружи.

Она без конца входит и выходит, и на следующий день тоже. Потом остается в доме и занимается только тем, что разговаривает по телефону, наблюдая за дверями и окнами, пугаясь незнакомых теней, и в течение некоторого времени после этого вообще не выходит из дома, разве что рано утром – проверить, нет ли следов на земле.

На пределе: маленький человек

Лежа в постели и пытаясь уснуть, в то время как слабый свет проникал с улицы сквозь занавески, она строила планы, вспоминала и лишь иногда прислушивалась к звукам и обращала внимание на свет и тьму. Открывая и закрывая глаза, она думала: вот веки поднимаются, открывается некий вид во всей его глубине, со светом и тенью, который до того оставался невидимым и ничего не значил для нее, поскольку она его не видела, потом веки опускаются снова, и вся эта сцена опять становится невидимой. Веки могут в любой момент подняться и открыть сцену и в любой момент опуститься и спрятать ее, хотя часто, лежа без сна с закрытыми глазами, она испытывала такую тревогу, а ее мысли мчались вперед так бешено, что казалось, будто глаза у нее широко открыты за опущенными веками, испуганные, остекленевшие, во что-то вперившиеся – пусть всего лишь в темноту под опущенными веками.

Пришел ее сын и положил ей на бедро три большие серые ракушки, и посетитель, сидевший рядом с ней на жестком стуле, протянул руку, взял среднюю ракушку – овальную каури с белыми губами – и стал рассматривать.

В момент, когда достигается предел, когда впереди не остается ничего, кроме тьмы, появляется и приходит на помощь нечто нереальное. Иначе все это похоже на сумасшествие: безумный человек, которого ничто не может вывести из его тревожного состояния, начинает полагаться на нечто, чего не существует в действительности, поскольку оно помогает ему и он нуждается в нем, ведь ничто реальное по-прежнему не помогает.

Ее сын на террасе бросает и бросает кирпич на пластмассовое ружье, разбивая его на острые осколки. За закрытой дверью работает телевизор. Какая-то женщина, обернутая полотенцем, с мокрыми волосами выходит на террасу и говорит мальчику неожиданно громко: «Перестань, это нехорошо». Сын замирает с кирпичом в руке, на его лице – страх. Женщина говорит: я начинала медитировать и подумала, что дом рушится. Кусочки красной пластмассы сверкают на крашеной глине вокруг его ног.

Как это происходит. Иногда мысль перетекает в сон (она строит длинную фразу, и вот она уже на Четырнадцатой улице – выкладывает черным бордюрным камнем длинный отрезок тротуара), а в голове звучит: но постой, это же неправда, это начинается сон, и она просыпается, чтобы подумать о мыслях и снах. Иногда она долго лежит, бодрствуя, и в конце концов сон нисходит на нее ласковым поглаживанием и сразу же успокаивает, расслабляя все ее тело; потом мозг замечает это и просыпается, потому что ему интересно, как это сон пришел так вдруг. Иногда мозг не перестает работать часами напролет, и она встает, чтобы приготовить себе теплое питье, а потом оказывается, что помогает вовсе не теплое питье, а тот факт, что она совершила некое действие. Иногда сон приходит легко, но почти сразу (она спала минут десять или около того) громкий или тихий, но неприятный звук будит ее, и сердце бешено колотится. Сначала возникает безотчетный гнев, потом мозг снова начинает работать.