Что-то… - [22]
За Июль в Горске-9 произошло больше пожаров, чем за всё время существования города. Жители мрачновато шутили, что, похоже, в городе скоро не останется ни одного дома без закопчённых стен. Всё чаще случались перебои с электричеством; неполадки на единственной в городе подстанции и в трансформаторных будках происходили почти ежедневно. Пока стояло лето со светлыми тёплыми вечерами, это не так напрягало; но все в душе надеялись, что до осени всё наладится и им не придётся коротать зимние вечера при свечах. Это может быть и романтично, но…
Выпив очередную порцию медицинского спирта из пластиковой мензурки, Олег Николаевич – главный хирург городской больницы – недовольно скривил губы, что, однако, было практически не заметно, потому что губы «тонули» в густых усах и бороде. Проведя большой рукой по бороде, он ещё сильнее нахмурился и тяжело покачал головой. Сегодня случилось худшее, что может произойти с хирургом – пациент умер во время операции. Это была операция на сердце четырнадцатилетнего мальчишки. Она была в самом разгаре – пациент был подключён к аппарату «искусственное сердце» – когда отключилось электричество. Система аварийного электрообеспечения больницы почему-то не сработала и Васёк – любимчик всей больницы – умер.
И хотя его вины в этом не было, Олег Николаевич чувствовал себя распаршивей некуда. Мало, что пациент, так ещё и ребёнок. И не в первый раз в его голове спокойного атеиста возник возмущённый вопрос – если, всё-таки, на всё, что творится в этом мире, есть божья воля, то какого же хрена…?!
И вообще, в последнее время в городе творилось чёрт-те что. В том числе и со здоровьем людей. За несколько недель произошло столько выкидышей, что невольно возникала мысль о какой-то странной эпидемии среди беременных. Были и другие странности.
Дверь приотворилась, и в проёме показалось лицо Марины с явно заплаканными глазами. Взглянув на неё, Олег Николаевич вернулся из состояния вялой задумчивости в реальный мир, где требовалось ясно мыслить и принимать решения. Ещё он почувствовал, как в нём колыхнулась какая-то неопределённая эмоция. На самом деле он давно уже перестал испытывать к Марине досадливое раздражение, вызванное её категорическим отказом. Вот только показать ей это как-то ненавязчиво – не получалось. А взять и просто извиниться за инцидент трёхлетней давности – было как-то…. Ну да ладно.
«Что-нибудь удалось выяснить? – спросил он тихо. – Что произошло?».
«Серьёзная авария на подстанции, – ответила Марин. – Света нет во всём городе». – Олег Николаевич тяжело вздохнул.
«Ну а наш генератор, почему не работает?».
«Его до сих пор не могут включить. Ничего не могут понять».
Хирург покачал головой. В повисшей тишине Марина вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Несколько секунд на её лице мостилось выражение неуверенности. Потом она решилась и кивнула на склянку со спиртом:
«Можно немного…?». – Брови хирурга чуть дёрнулись, но в нём тут же «включилась» мужская галантность и, сказав «Конечно», он вытащил из стеклянного шкафа чистую мензурку и наполнил её ровно настолько, насколько попросила Марина. Потом он налил себе, и они выпили, не глядя друг на друга.
Отдышавшись после выпитого, закусить которое было нечем, Марина присела на край стоящей у стены кушетки, упершись обеими ладонями в серый кожзаменитель. Олег Николаевич смотрел на неё так долго, как позволительно смотреть на человека, ничего не говоря. Потом он спросил:
«Как там родители Василия?».
«Матери вкололи успокоительное и уложили в ординаторской. Отец держится на валерьянке и таблетках», – ответила Марина, не переводя на хирурга взгляд, застывший на выкрашенных салатной краской стене.
Она чувствовала, как на неё начинает воздействовать выпитый спирт. Чувства начинали замутняться, эмоции становились всё менее режущими. Наконец, сделав над собой усилие, Марина посмотрела на Олега Николаевича и полубессознательно спросила:
«Это всё, конец?».
Не обдумывая ответ, а скорее почувствовав его подкоркой, он ответил:
«Похоже».
Ядерный реактор, после недолгих споров, было решено заглушить и провести консервацию. Мелкие (пока) но частые неполадки в оборудовании вселяли в людей убеждённость, что надо, от греха подальше, остановить эту «чёртову машину». Даже самые упёртые научные работники чувствовали бессознательное желание прекратить работу реактора, пока не произошла катастрофа. А уверенность в том, что катастрофа неизбежна довлела практически над всеми. Решение было принято без каких-либо консультаций с головным институтом в Москве, поскольку междугородная телефонная связь, после множества сбоев, нарушилась окончательно. То же самое произошло и с мобильной связью.
В середине августа, после очередного отключения электроснабжения, случилось нечто, по современным меркам, воистину катастрофическое – в электросеть города был пущен ток повышенного напряжения, и в городе одновременно перегорела большая часть электротехники. Ну, бог с ними, с телевизорами, – все равно оборудование местной компании кабельного телевидение, к которому были подключены практически все, сгорела хоть и не ярким пламенем, но с сильным запахом гари – но вот жизнь без холодильника для современного человека сродни бесконечной пытке, больше душевной, а потом и физической. Кто бы мог подумать, что так трудно жить в современном мире без современной техники. Возникает вопрос: неужели большая часть человечества потеряла способность просто жить, без поддержки «технического обеспечения»? В таком случае, чем мы все отличаемся от коматозников, подключённых к аппарату «искусственное дыхание»?