Что там, за поворотом? - [9]
Она сняла белую материю с картины, которая была прислонена к спинке дивана. Там была улица, которая уходила вдаль, к горизонту, по ней катились сплюснутые машины, а пешеходы были точечками, и над улицей, над крышами домов было синее небо. Казалось, что картина объемная и по улице можно уйти к горизонту.
— Здорово! — сказал Витя.
Восьмиклассник Миша уронил:
— Неплохо.
А зануда Люся Никитина смотрела, смотрела на картину и вдруг повернулась к Вите и, даже взвизгнув от удовольствия, сказала, блестя маленькими редкими зубками:
— И никакой тренировки у тебя не было! Все ты наврал!
— Конечно, наврал! — усмехнулся Витя.
— Да как же так можно, Витя? — У Зои Чернышевой округлились глаза.
Витя не нашелся что ответить, а зануда Люся пропищала:
— Где же ты был?
— Не твое дело! — рявкнул Витя.
Восьмиклассник Миша привычно хмыкнул.
У Вити появилось желание подраться с этим Мишей, и он даже встал в боксерскую стойку. Но пришла Надя и позвала всех пить чай.
Чай пили с вкусными пирогами, потом Надя поиграла на рояле, потом затеяли жмурки. Все постепенно развеселились. Даже Миша растерял свою солидность.
В самый разгар игры зазвонил телефон, трубку взяла Зоя и сказала:
— Папа, тебя. Опять Саботеев...
Витя увидел, что лицо Владимира Петровича окаменело, он взял трубку, стал слушать, говорил: «Так... Да, да... Понятно, Так...» И Витя видел, как постепенно бледнеет лицо Зоиного папы.
— Хорошо, сейчас приеду, — сказал он нетерпеливо. — Разговор не телефонный. — Трубка была брошена на рычаг, и Владимир Петрович сказал спокойным тусклым голосом: — Вы тут веселитесь, а мне необходимо срочно по делам.
Антонина Ивановна пошла проводить мужа в переднюю, и Витя заметил, что лицо ее тоже изменилось — на нем застыл испуг.
— Ну, продолжим! — бодро сказала Надя.— Кто водит?
Хлопнула входная дверь, возобновили игру в жмурки, но почему-то уже не было так весело...
Ушел Витя вместе с Люсей. Миша остался ночевать, потому что он, оказывается, жил за городом и приехал к своим родственникам на несколько дней.
На дворе был вечер, зажглись огни. Небо завалило тяжелыми тучами, иногда срывался резкий ветер, гнал по тротуару бумажки; где-то погромыхивало. Собиралась гроза.
Когда вышли на улицу, зануда Люся спросила шепотом:
— Ты знаешь, почему они так живут?
— Как? — не понял Витя.
— Ну, богато?
— Почему же?
— Потому что Зойкин отец ворует! — радостно, возбужденно прошептала зануда Люся, и зубки ее заблестели.
Витя оглянулся по сторонам — никого рядом не было. И он со всего маху засветил зануде Люсе по шее.
Зануда Люся заскулила, а Витя пошел домой.
Вслед ему визжало:
— Бандит, хулиган несчастный... С Репой по карманам шаришь!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой читатель знакомится с родителями Вити Сметанина и их гостями
Если мы захотим узнать, в каких семьях растут хорошие, нормальные дети, надо выяснить два обстоятельства. Первое: дружно ли живут родители со своими сыновьями и дочерьми или нет. Дружная семья — значит, можно рассчитывать, что хулиганы, обманщики, двурушники и прочие плохие люди тут, скорее всего, не вырастут. Но сейчас же выясняем второе обстоятельство: есть ли у вас секреты и тайны от своих мам и пап. Нет? Все в порядке. За детей, которые растут в такой семье, мы можем быть спокойны.
Витя Сметанин любил своих родителей, был дружен с ними, не было у него пока от мамы и папы ни секретов, ни тайн, если не считать недавнего события на толчке и в молодом парке. Согласитесь: рассказать все это родителям — тут, пожалуй, язык не повернется.
...Дома были гости.
Витя это понял в передней. Висели плащи, пахло табаком, крутился возбужденный Альт — он обожал гостей и всякие перемены в своей жизни. Вышла мама в прозрачном целлофановом переднике, быстро затараторила:
— Скорее умойся, причешись — и к столу. К папе пришли друзья.
— Я на подарок Зое истратил все деньги, — выпалил Витя.
— Ладно, ладно, — рассеянно сказала мама. — Как бы пельмени не разварились. — И побежала в кухню. — Надень белую рубашку.
Витина мама тоже любит гостей. А вообще больше всего на свете она любит свой дом, любит, чтобы в комнатах было чисто и красиво. Заниматься хозяйством — ее страсть. Прибежала с работы (она библиотекарь во Дворце культуры металлургов) — и уже чистит, моет, скребет, и все начинает сверкать, все становится праздничным. Еще она очень старается, чтобы «ее мужчины» были всегда аккуратно и чисто одеты, а папу ругает за рассеянность.
— Петр, ты опять вырядился в старые брюки?
— Петр! Разве можно целую неделю носить одну рубашку?
Между прочим, Витин папа старше мамы на одиннадцать лет.
Еще мама со страшной силой следит за собой: по утрам делает зарядку, дышит по какой-то там системе — заглотнул воздух и держи его в легких, пока в глазах не позеленеет; долго сидит за своим туалетным столиком, на котором набор всевозможных пузырьков и тюбиков, задумчиво смотрится в зеркало, примазывает, пришлепывает. Зато выходит на улицу подтянутая, стройная. И на нее оглядываются, особенно мужчины. В таких случаях Витя просто гордится своей мамой.
В большой комнате, где собираются обычно гости, было накурено, душно. Но мужчины не замечали этого. За столом сидели папа и его фронтовые друзья, дядя Женя и дядя Саша. Они уже выпили и были очень взволнованны.
