Что там впереди, за поворотом? - [12]

О школе у нас осталось самое приятное впечатление. Танцевать не умели, ни разу не влюбились, ряды курильщиков не пополнили. Зная силу наших четырёх кулаков, противники улаживали случайные конфликты мирным путём. Учились неплохо. А главное, нам было хорошо вдвоём. Окончили школу. Начались разлуки. Димка служил танкистом где-то под Читой, я – ракетчиком в Туркмении.

Встретились через три года и опять распрощались. Димка поступил в художественное училище имени 1905 года, я – в Орехово-Зуевский пединститут.

Окончили вузы. Димка остался работать в Москве, а я получил направление в наш город. Вскоре Димка женился. На свадьбу почему-то не пригласил. Я не обиделся. Значит, так было ему нужно.

Однажды приехал, выложил на стол какой-то ром, апельсины, нехотя показал паспорт, в котором стояла большая прямоугольная печать, а в ней написано: «Савчук Алла Евдокимовна, 1948 год рождения». Потом мы пили и говорили обо всём, кроме Димкиной женитьбы. Я не вытерпел и спросил: «Надо было?» – «Не надо, но мы с тобой ведь воспитаны на литературе, а не на щах», – со злостью ответил Димка. Через полтора года он вернулся в наш город с »Москвичом» малинового цвета, но без жены. Стал работать в мастерской Художественного фонда. Ему доверяли самую ответственную и сложную работу. Но не чурался он и халтуры, от вывесок в магазинах до табличек на могильные плиты. Почему? Он, как и я, знал, что краски, свидания с Третьяковкой, книги о великих бесплатно не раздают.

Когда Димка работал, я жил спокойно. Он исчезал на месяц, полтора. Потом выплывал, и... начиналась раскрутка. В нём открылся талант возмутителя спокойствия, возмутителя моего спокойствия. Мы словно очнулись от долголетней спячки и принялись навёрстывать упущенное – ударились в пижонство.

Нам повезло.

В те годы с киноэкранов над хилостью нашего поколения откровенно насмехались спартанцы, «великолепные семёрки» и прочие античные и современные крепыши. Женщины вздыхали, сравнивая своих мужчин с этими образцами силы, мужества, благородства и удачи. Сильный пол, кряхтя, принялся возиться с гантелями и эспандерами. Так что наши физические и моральные качества сразу ввели нас в число «лучших граждан города». И если Марта учила меня философскому анализу жизни, то Димка – эстетическому.

То потащит в какой-нибудь магазин показывать мне продавщицу: «Саша, это же произведение искусств! Афродита! Её Светланой зовут».

Однажды принес сыр, пронизанный зелёными плёнками плесени: «Саша, это же рокфор – деликатес». Потом вкус этого деликатеса мы с трудом отбили двумя бутылками вина.

Привёл меня на выставку детских рисунков, оставил у одной картинки и ушёл. Я стал рассматривать шедевр будущего Репина. На чёрном фоне мчались три лошади: белая, красная и серая. Пришёл Димка. Приволок два стула. Сели. «Саша, это же философское творенье! Вся жизнь схвачена, её движение и цвет!» Долго сидеть нам не пришлось. Вокруг стали собираться «истинные ценители живописи» и любопытные. Вторых было больше. Мы еле выбрались из толпы.

Однажды прибежал, размахивая билетами: «Скорее одевайся – и в машину». Поехали во Дворец культуры на концерт вокально-инструментального ансамбля «Авангард». «Саша, мы ведь стали профанами в джазе! Сейчас новые ритмы, техника». Техники на сцене действительно оказалось много, тонны две. Когда она включилась, загрохотала, через двадцать минут Димка заорал мне на ухо: «Сашка, ты слышишь меня?! Пошли в последний ряд!» Кое-как дождались конца первого отделения и сбежали.

Вышли на улицу. В голове гудело. Когда подошли к машине, я спросил Димку: «Ты что, забыл её заглушить?» Димка виновато улыбнулся, включил зажигание и сказал: «Сейчас пройдёт. Вот это «Авангард»!» За городом свернули на лесную дорогу, остановились, выключили фары. Стало очень тихо. Димка нажал клавишу приёмника, и мы облегчённо вздохнули. Бернес пел «Тёмную ночь»... Песня кончилась, и Димка сказал: «А моя-то, оказывается, в интересном положении». – «Поздравляю, папаша». – «Спасибо, но я год как уехал от неё, а она сейчас на шестом месяце». – «Не бойся, ты алименты не будешь платить». – «Не боюсь, но она до последнего дня вопила, что любит меня. Как же это?»...

Единственное, до чего не додумался Димка, – в один прекрасный день познакомить меня с какой-нибудь Афродитой. Конечно, я бы не поддался искушению, но он бы обиделся...

Таня слушала, приоткрыв от удивления рот.

ГРУСТНО – ВЕСЕЛО

Дальше плыть некуда. Мы уткнулись в лаву. Этот узенький деревянный временный мостик соединял два берега. Беда была в том, что опоры стояли так часто, что между ними наш плот проскочить не мог.

– Что же делать? – растерянно спросила Таня.

Я не знал, что делать. Перетащить плот по берегу? Сделать это вдвоём – и думать нечего. Ждать помощников? Но дорога пуста. Нам нужно минимум человек десять. Вот и всё. Приехали. Встречаю печальный взгляд Тани.

– Говорю, приехали.

– Я так и поняла.

Самое широкое расстояние – между средними опорами, но и там плоту не пролезть. Был бы плот на полметра уже... Димка всегда уверял меня: «В каждом безвыходном положении есть три выхода, только нужно их хорошо поискать». А тут и искать нечего. Человеку хорошо – в дверь он и так пройдёт, в щель бочком... Стоп!.. Таню на берег. Вещи на берег. А плот я смогу прогнать между опорами, утопив один его край, тогда второй приподнимется и...