Что такое психотерапия - [112]

Второй шаг Фрейда состоял в том, что он настаивал на единственном методе. Супервизор учил, что говорить должен только пациент, а терапевт лишь время от времени задает случайные вопросы (это называется «интерпретировать»). Возникшая в результате озарения интерпретация является незыблемым предписанием, которое уводит клиента в дебри рассуждений о том, почему у него возникла эта проблема, вместо того, чтобы заставить его решать, что с ней делать.

Очень много внимания уделялось тому, чтобы не быть директивными. Доказывалось, что говорить людям, что им делать (кроме указания лечь и начать беседовать с потолком), значит унижать их и нарушать нейтральное отношение терапевта. Предполагалось, что к изменению приводит только односторонний монолог. Таким образом, супервизор мог не учить давать указания и определять, какие указания нужно использовать в каждом конкретном случае.

Третьим шагом, охраняющим учителей от знания того, как лечить симптом, стало заявление, что сам симптом не имеет значения, а нужно обсуждать то, что стоит за ним (или сбоку от него). Это нововведение сформировало терапию без целей, соответственно, супервизора уже нельзя было обвинить в неудаче, если ручающийся не достигал цели.

Супервизорам особенно помогло то, что эта терапия была задумана как долгий процесс. Проходили годы и уходили целые поколения, прежде чем терапия подходила к концу. Следовательно, невозможно было узнать, чем она закончилась и потерпел ли супервизор неудачу.

С помощью еще одной двучленной комбинации Фрейд (которому очень нравились всяческие члены) решил вопросы о том: 1) какую интересную тему можно обсуждать и 2) каким образом сделать так, чтобы невозможно было доказать не-правоту супервизора. Он предложил, чтобы терапия никогда не имела дела с реальностью — только с фантазиями. Сейчас мы недоумеваем, почему Фрейд извлек вопрос о сексуальном насилии над его молодыми пациентками из реального мира и превратил его в желание или фантазию, скрытую в темных глубинах сознания. Что терапевту следует делать с отцом-насильником? Согласно Фрейду, следует сказать, что этого не было. Совершенно ясно, что он хотел уберечь своих преподавателей от возни с реальностью, в которой им можно было бы доказать их неправоту и где они были бы обязаны знать, что им делать с реальными людьми, например с грубыми родственниками. Если мы говорим не о фактах, а о фантазиях, то кто может сказать, прав супервизор или неправ?

А как насчет основного затруднения, а именно того, как супервизор, обсуждая какую-нибудь очень интересную тему, может увести обучающихся от вопроса о том, как изменять людей? Смотрите же, что в своей гениальности сотворил Фрейд! Он не только предложил интригующие объяснения человеческих мотивов и новый взгляд на человечество, но и сосредоточил обучение на самых волнующих вопросах жизни. Он рекомендовал учителю говорить о сексе, власти, конфликте, зависти к гениталиям и чисто человеческих драматических фантазиях об убийстве и инцесте. Нет ли у мальчика тайной страсти к своей матери? Не возбуждается ли девочка при виде своего отца? Перед лицом таких драматичных вопросов все остальное блекнет и кажется примитивным. Решив говорить о том, о чем нормальные люди молчат, Фрейд обеспечил постоянное щекотание нервов на консультации с супервизором. Каждая консультация стала приключением, путешествием в ужасное. На этом фоне вопрос об изменении людей просто опускался как несущественный.

Фрейд сумел использовать единственную возможность идеально защитить некомпетентного учителя. Вдобавок он убедил всех и каждого, что терапевты должны заниматься не действиями, а разговорами. Психотерапевты-супервизоры в течение целого века благоволили к его идеям. Даже терапевты нового поколения, обладающие разной идеологией, продолжают строить обучение терапевтов на Фрейдовых принципах защиты супервизоров.

С диагнозом наперевес

Естественно, не все заслуги в этом деле принадлежат Фрейду. На ниве оберегания супервизора потрудились и другие психотерапевтические школы. Нет необходимости специально останавливаться на том, как хорошо защищен супервизор в подходе Карла Роджерса. Единственное, чему он учит терапевта, — возвращать клиенту то, что он говорит. В большинстве своем супервизоры вполне способны на это.

Мы все прекрасно знаем, какое значение имеет диагноз для супервизора, не знающего, что делать. Обнаружилось, что вместо обсуждения терапии супервизорские часы можно заполнить дискуссиями о правильном диагнозе. Подробно разбирая DSM-IV, супервизор классифицирует клиента как соответствующего какой-либо диагностической категории или даже трем или четырем категориям, и этим вызывает у обучающегося восхитительное ощущение достигнутого результата. «Очевидно, что это пограничное расстройство личности, но никак не шизотипическое», — говорит супервизор. «Надо же!» — восхищенно вздыхают обучающиеся. Практикующему в реальном мире психотерапевту понадобится немало времени, чтобы заметить, что диагностическая система не помогает изменять людей и даже мешает этому.

В настоящее время, когда супервизор обучает психиатров в резидентных программах, единственным видом деятельности, которым они занимаются, является постановка диагнозов и выбор фармакологического препарата или трех-четырех препаратов. Группа будущих психиатров из университета Айовы поставила рекорд обсуждения назначения лекарств. По их сообщению, они 2 часа 38 минут обсуждали, какой препарат нужно использовать для снижения побочных эффектов галоперидола, назначенного женщине с жалобами на тревогу, которую она испытывает, прыгая на тарзанке с моста Талахачи.