Что такое просветление - [33]

Опираясь на свой опыт, мистики-христиане подтверждают истинность догмата о мистическом преображении человека в обожении, указывая на то, что эта истинность следует из учения о вочеловечении Бога – Боговоплощении. В качестве аргумента мистики ссылаются на Отцов Церкви. "Бог стал человеком, чтобы мы могли сделаться Богом", – говорит св. Афанасий. "И мне казалось, – говорит св. Августин, – будто слышу голос Твой, с высоты вещающий мне: "Я есмь хлеб для созревших возрастом; возрастай, и снеси (ешь – церк.-слав .) меня; но не ты Меня обратишь в себя, как пищу в плоть свою, а ты в Меня обратишься"". Таким образом, Экхарт всего лишь развивает точку зрения Отцов Церкви, когда пишет: "Господь наш говорит каждой душе: "Ради тебя Я стал человеком. Если теперь ради Меня ты не станешь Богом, ты не воздашь Мне по справедливости"".

Если мы вообще допускаем, что мистики в самом деле достигают конечной цели своих поисков, то именно обожением , за неимением более точного термина, следует назвать это достижение – некое кардинальное преображение души. Необходимость такого преображения подразумевается основным принципом, которым руководствуются мистики: "Мы лицезрим то, что мы суть, и суть то, что лицезрим". Экхарт, который дает нам самые яркие образчики языка обожения , обосновывает его необходимость следующим образом: "Чтобы непосредственно познавать Бога, я должен всецело стать Им, а Он – мной, и тогда Он и мое я сливаются в одно Я ".

Бог, говорит св. Августин, это Страна пуши; ее Отчизна, уточняет Рейсбрук. Мистик в состоянии единения живет у себя на родине, где он не посторонний наблюдатель-чужестранец, но полноправный гражданин, вернувшийся из ссылки. Теперь он полностью тождествен с этой страной, он ее часть, притом что его личность остается самотождественной и неизменной. Подобно тому как дух Англии ведом лишь англичанам, которые знают его не умозрительно, а посредством глубинной причастности к нему и погружения в него, никому, кроме "обоженных", не проникнуть в сокровенное естество Бога. Да и само это проникновение становится возможным лишь вследствие указанного обретения причастности к жизни на высших уровнях бытия, "единением с тем Светом, который видят и которым видят". Речь идет о праве гражданства, которое не может быть получено теми, кто его недостоин. Поэтому в нашем стремлении узнать от мистиков все, что они могут нам поведать о жизни в лоне Реальности, следует отнестись к их сообщениям как можно более внимательно и непредвзято, сколь необычными и, может быть, противоречащими здравому рассудку ни были бы их заявления.

Рассматривая эти свидетельства в плане фигурирующей в них символики, мы прежде всего замечаем следующее: все выдающиеся мистики всячески дают понять, что обожение в их понимании, как они узнали на собственном опыте, не означает растворения в Абсолюте. Оно именно есть преображение души в Боге, выход на новый уровень жизни, где она становится столь гармоничной и высокодуховной, что ее по праву можно назвать божественной. Вновь и вновь они повторяют нам, что индивидуальность при этом не теряется, – напротив, она становится более реальной. "Когда, – говорит св. Августин, – прилеплюсь к Тебе, отрешившись всецело от себя самого, то чужды мне будут труд и печаль, и жива будет душа моя , вся полная Тобою". "Жива будет душа моя", потому что она "полна Тобою". Иными словами, достижение реальности и обожение – одно и то же; необходимость такого тождества имеет своей причиной то, что только божественное реально.

Мехтильде Магдебургской, а затем и Данте Божество являлось в видениях как пламя или река огня, заполняющая Вселенную. "Обоженные" души святых им виделись ослепительно яркими искрами, которые с этой рекою составляют одно и в то же время выделяются на ее фоне5. Рейсбрук тоже видел каждую душу как "живой уголек, возжигаемый Богом в сердце Его Бесконечной Любви". Символы, имеющие отношение в огню, для многих мистиков были наиболее естественны и уместны для передачи природы того трансцендентного состояния, которое они стремились описать. Облако Неведения больше не было тем, на чем заканчивались их поиски: глубоко в него проникнув, они находили свою истинную цель: тот несотворенный, но творящий, всесозидающий Огонь, который Моисеевым "огненным столпом" вел за собою детей Израиля. Сознательно упоминая великие безличные силы природы – Огонь и Тепло, Свет, Воду и Воздух – в качестве аналогов незримых сил, участвующих в процессе мистического развития, писатели-мистики, похоже, смогли сделать доступными постижению Лик Божий и причастность к нему преображенной души, чего невозможно добиться использованием языка как средства личного самовыражения. Так, Бёме, пытаясь передать единение души со Словом, говорит: "Вот земное подобие сего: взгляни на раскаленный докрасна кусок железа, который сам по себе темен и холоден, однако огонь так проницает его и сияет сквозь него, что тот излучает свет. Заметь, что железо не прекращает быть , оно по-прежнему остается железом, и свойство огня остается тем же. Огонь не вбирает в себя железо, но лишь проникает в него и сияет сквозь него, давая свой свет. И до и после сего железо остается железом, которое в себе