Что такое обломовщина - [13]

Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с не уменьшающимся жаром рассказывающих всё те же самые (а иногда и новые) анекдоты о взяточниках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода, - я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку...

Остановите этих людей в их шумном разглагольствии и скажите: "вы говорите, что нехорошо то и то; что же нужно делать?" Они не знают... Предложите им самое простое средство - они скажут: "да как же это так вдруг?" Непременно скажут, потому что Обломовы иначе отвечать не могут... Продолжайте разговор с ними и спросите: что же вы намерены делать? - Они вам ответят тем, что Рудин ответил Наталье: "Что делать? Разумеется, покориться судьбе. Что же делать! Я слишком хорошо знаю, как это горько, тяжело, невыносимо, но, посудите сами..." и пр. (См. Тургенев. Повести, ч. III" стр. 249.)[*] Больше от них вы ничего не дождетесь, потому что на всех их лежит печать обломовщины.

Кто же наконец сдвинет их с места этим всемогущим словом: "вперед!", о котором так мечтал Гоголь и которого так давно и томительно ожидает Русь? До сих пор нет ответа на этот вопрос ни в обществе, ни в литературе. Гончаров, умевший понять и показать нам нашу обломовщину, не мог, однако, не заплатить дани общему заблуждению, до сих пор столь сильному в нашем обществе: он решился похоронить обломовщину и сказать ей похвальное надгробное слово. "Прощай, старая Обломовка, ты отжила свой век", - говорит он устами Штольца, и говорит неправду. Вся Россия, которая прочитала или прочитает "Обломова", не согласится с этим. Нет, Обломовка есть наша прямая родина, ее владельцы наши воспитатели, ее триста Захаров всегда готовы к нашим услугам. В каждом из нас сидит значительная часть Обломова, и еще рано писать нам надгробное слово. Не за что говорить об нас с Ильею Ильичом следующие строки:

В нем было то, что дороже всякого ума: честное, верное

сердце! Это его природное золото; он невредимо пронес его сквозь

жизнь. Он падал от толчков, охлаждался, заснул наконец, убитый,

разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и

верности. Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не

пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и

ничто не совлечет на фальшивый путь; пусть волнуется около него

целый океан дряни, зла; пусть весь мир отравится ядом и пойдет

навыворот, - никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его

всегда будет чисто, светло, честно... Это хрустальная, прозрачная

душа; таких людей мало; это перлы в толпе! Его сердце не подкупишь

ничем, на него всюду и везде можно положиться.

Распространяться об этом пассаже* мы не станем: но каждый из читателей заметит, что в нем заключена большая неправда. Одно в Обломове хорошо действительно: то, что он не усиливался надувать других, а уж так являлся в натуре - лежебоком. Но помилуйте, в чем же на него можно положиться? Разве в том, где ничего делать не нужно? Тут он, действительно, отличится так, как никто. Но ничего-то не делать и без него можно. Он не поклонится идолу зла! Да ведь почему это? Потому, что ему лень встать с дивана. А стащите его, поставьте на колени перед этим идолом: он не в силах будет встать. Не подкупишь его ничем. Да на что его подкупать-то? На то, чтобы с места сдвинулся? Ну, это действительно трудно. Грязь к нему не пристанет! Да пока лежит один, так еще ничего, а как придет Тарантьев, Затертый, Иван Матвеич брр! какая отвратительная гадость начинается около Обломова. Его объедают, опивают, спаивают, берут с него фальшивый вексель** (от которого Штольц несколько бесцеремонно, по русским обычаям, без суда и следствия избавляет его), разоряют его именем мужиков, дерут с него немилосердные деньги ни за что ни про что. Он все это терпит безмолвно и потому, разумеется, не издает ни одного фальшивого звука.

______________

* Пассаж (с франц.) - здесь: указанное место в тексте статьи или речи.

** Вексель (с нем.) - долговое письменное обязательство, документ, которым должник обязуется уплатить в определенный срок известную сумму денег.

Нет, нельзя так льстить живым, а мы еще живы, мы еще по-прежнему Обломовы. Обломовщина никогда не оставляла нас и не оставила даже теперь - в настоящее время, когда[*], и пр. Кто из наших литераторов, публицистов, людей образованных, общественных деятелей, кто не согласится, что, должно быть, его-то именно и имел в виду Гончаров, когда писал об Илье Ильиче следующие строки:

Ему доступны были наслаждения высоких помыслов: он не чужд

был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал

в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные,

безыменные страдания, и тоску, и стремления куда-то вдаль, туда,

вероятно, в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц. Сладкие

слезы потекут по щекам его. Случается и то, что он исполнится

презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире

злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, - и вдруг

загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море,