Что такое КВН? - [11]

Наконец, фраза Катона, – это уже просто фраза. Потому что конкретной ситуации в этом выражении вообще нет, как и в любом подобном выражении, которое, как известно, называется афоризм. Это просто констатация общеизвестного явления, факта, который в переводе с образного языка литературы звучит так: "Трудно говорить с сытым человеком, который не умеет слушать". Это, кстати говоря, тоже афоризм, но что тут смешного?

Собственно, ответ уже был. И ответ этот – в слове "образ". Катон низводит свой персонаж до необычного образа отдельно существующего желудка, для которого, кстати, отсутствие ушей вполне естественно в связи с отсутствием головы вообще.

Строго говоря, и в предыдущих примерах никакой реальной и даже разыгрываемой ситуации не было – были необычные образы ситуаций. Так что нам волей-неволей придется расширить нашу методику создания шутки. Впрочем, существует термин, который объединяет и необычную ситуацию, и необычный выход из нее, и необычную фразу, и необычный образ – это парадокс.

Да. да, да! В основе любой шутки обязательно лежит парадокс, то есть сопоставление несопоставимого! Именно этот факт можно считать первым и основным законом юмора.

Осталось еще, правда, выяснить, в какой момент происходит это самое ''сопоставление несопоставимого"?

Заметим, что каждая шутка состоит из двух более или менее самостоятельных частей. Это, по сути, тезис и антитезис. Сократ требует встать с постели, а Стрепсиад признается, кто его не пускает. Лисистрата, впрочем, все говорит самостоятельно, но фразы ее состоят из двух предложений, между которыми и проскакивает молния несоответствия. Разбивка на тезис и антитезис у Катона неочевидна только на первый взгляд за счет придаточного предложения. Позволим себе слегка "подправить" классика:

Тяжелая задача – говорить с желудком. Особенно когда у него нет ушей.

Теперь, кажется, понятно.

Непонятно – другое. Нас, кажется, учили, что, если есть тезис и антитезис, то должен быть и синтез. Так вот, господа, – синтеза не будет! Точнее, он, конечно, будет, но только в голове у читателя или зрителя. В этом-то и состоит "кайф" понимания шутки – в самостоятельном синтезе!

Зато природа шутки позволяет добавить второй антитезис. Так что если бы Катон Старший сочинял для древнегреческого КВНа, он, возможно, написал бы так:

– Тяжелая задача – говорить с желудком.

– Особенно, когда у него нет ушей.

– А у тебя – рта.

(С точки зрения исторической правды надо было бы "препарировать" шутки древних греков не по Гегелю, а по Аристотелю. Тогда структура шутки формулировалась бы как несколько "посылок" без "заключения", то есть как "оборванный силлогизм". Но такие верные приверженцы классической философии, как КВНщики, разумеется не могут засорять свой язык столь отвлеченной терминологией. Любой из них скажет вам, что реприза состоит из "подачи", "отбивки" и – если получится – "добивки". Признаемся, нам эти слова тоже как-то ближе, а потому мы, с вашего позволения, в дальнейшем будем пользоваться именно ими).

Вот на этом, в принципе, можно было бы закончить столь нудное исследование и идти тоннами сочинять шут-ки, хотя в этом не было бы уже никакой необходимости, поскольку мы и сегодня смеялись бы до упаду над шутками Аристофана или, на худой конец, Бокаччо, если бы не одно ''но". Если бы не главная "трагедия юмора", благодаря которой через каждую пару-тройку поколений произведения даже самых блистательных юмористов, над которыми современники смеялись до слез, не превращались в занимательную, но уже не очень смешную литературную классику, освобождая в то же время жизненное пространство для новоявленных "щелкоперов".

Да и с самим по себе парадоксом пора окончательно разобраться. Ведь если суть юмора только в нем, то – берем парадокс:

Электрон одновременно является и частицей, и волной

И мучительно соображаем, почему не смешно?

А дело всего лишь в том, что парадокс сам по себе является необходимым, но недостаточным условием создания репризы.

Над кем смеетесь?

– Надо выгодно пошутить про Маслякова!

– А что ты нашел смешного в Александре Васильевиче?

"Служебный вход", Курск

Не будем на этот раз долго интриговать. Стыдно перед Н. В. Гоголем, который устами Городничего раз и навсегда установил главную заповедь юмориста:

Над кем смеетесь?.. Над собой смеетесь!

Действительно, нам, в принципе, глубоко плевать на спартанского царя Анталкида. Читая этот древний анекдот, мы лихорадочно ищем аналоги в окружающих нас сегодня персонажах, ищем параллели с нынешними ситуациями. И если не находим, разочарованно говорим: "Ну и что же здесь смешного?!" Хотя ведь парадокс из фразы за две с половиной тысячи лет никуда не делся! И мы готовы это немедленно продемонстрировать!

Чтобы понять, почему эпическое произведение Данте называется "Божественной комедией", нужно по уши влезть в историю флорентийского общества XIII века (оно нам надо?). Чтобы понять, почему современники смеялись над бесконечным описанием трапез героев Рабле, нужно вспомнить, что обжорство в те времена считалось большим грехом, чем прелюбодеяние! Но теперь-то – не смешно, черт возьми, хотя необычная ситуация по-прежнему налицо!