Что с вами, дорогая Киш? - [31]

Ирма вернулась в комнату. Стиснула переплетенные пальцы, так что суставы хрустнули. Ее лицо, все в каких-то подтеках, походило на отбивную. Боже мой, грядет еще одна сцена, и деваться от этого некуда.

— Прошу тебя, выйди на минутку. Не бойся, никаких сцен не будет. Нам надо кое о чем поговорить.

Арона охватила паника. Может, бежать куда-нибудь? Когда Ирма наказывает детей, ей под горячую руку лучше не попадаться.

— Что тебе еще от меня надо? — Арон не скрывал своего раздражения. — Оставь меня наконец в покое.

— Как ты не понимаешь, ведь я… — Ирма заплакала в голос.

— Это же свинство! — заорал Арон, вскакивая с тахты. — Только о себе, каждый только о себе…

— Но я же не вижу, — закричал Пишта, — ты так встал, что я ничего не вижу!

Арон снова упал на тахту. Нет, надо бежать. Но куда? В кармане последняя двадцатка. А утром все это будет продолжаться. Куда бежать?

— Ну раз так… — Женщина вдруг перестала плакать. Голос ее стал вызывающе звонким. Она подняла голову, надменно поджала губы. — С завтрашнего дня все будет по-другому. Думаешь, на тебе свет клином сошелся? Поищу себе настоящего мужчину. Ты еще пожалеешь. — И она принялась энергично начесывать волосы.

— Ну что ж, ищи на здоровье, — презрительно бросил Арон.

— Ищи на здоровье? — взвилась Ирма и швырнула в стену расческу. — Ну и найду!

— Они его застрелят? — воскликнула Кристи и дернула Арона за руку.

Арон ничего не ответил. По полю брел солдат, а откуда-то из лесу какие-то люди стреляли в него.

— А где остальные? — спросил Пишта.

— Нету их здесь, ты что, не видишь? — поучающим тоном ответила Кристи.

А солдат все шел и не пытался уберечься от пуль, будто и не слышал их свиста. Его больше заботило, как бы не оставить ботинки в глубоком снегу. И когда он в очередной раз вытаскивал из снега ботинок, пуля наконец настигла его. Теперь только маленький бугорок, словно укрытый солдатской шинелью, был виден на поле. А потом медленно падающие снежные хлопья — до чего же эффектный финал! — скрыли и его.

На экране вспыхнули буквы: «Конец».

Ирма выключила телевизор. Каким блаженством, каким чудом была эта минутная тишина и мягкая темнота — после раздражающего серебристо-голубого света. Но уже включили верхний свет, загорелись матовые, молочно-белые плафоны люстры. Ирма потащила детей в спальню.

— Папа-а! — вопил, упираясь, Пишта. — Позови папу… я не усну, пока он не придет.

Ирма все же уложила его в постель и вышла.

— Будь любезен… у твоего сына возникло желание поговорить с тобой, — язвительно сказала она.

Арон тяжело вздохнул. Надо идти. Говорить, но ничего не сказать — это только их матери удается, но не ему. Кристи, едва положив голову на подушку, тут же заснула. А Пишта сидел на кушетке, завернувшись в одеяло, и ждал отца.

Ирма вышла в кухню, приложила к сердцу смоченное в теплой воде полотенце. «Не пойду, пока он не придет за мной, даже если до утра придется тут сидеть, скрючившись, — решила она. — Но уж и у тебя не будет спокойной ночи, изверг проклятый!» И начала перебирать рис для завтрашнего ужина.

— Почему так бывает? — спрашивал Пишта в соседней комнате у отца. — Почему людям нравится убивать друг друга?

— Тебе этого еще не понять, сыночек. — Арон рассеянно гладил ребенка по голове. — Люди не любят убивать друг друга. Но им приходится это делать, потому что много плохих людей.

— И мы поэтому убиваем индейцев?

— Кто это мы? Ты? Я? Наша мама? Что за глупости ты говоришь! Никто из нас индейцев и в глаза не видел.

— Но они злятся друг на друга… те и эти… ну, наши, то есть, ну, в общем, это плохо, правда?

— Не бери в голову, Пиштика. — Арон снова вздохнул. Мальчик слишком умен для своих лет. И фантазия разыгралась. Не для него все это. Нервы у него и так слабые. Нужно сказать ему что-нибудь хорошее, доброе, чтобы успокоить его. — Самое важное — и об этом надо помнить всегда, — чтобы мы любили друг друга и были счастливы, — наконец произнес Арон низким, глубоким голосом. Даже сам немного растрогался.

— Кто «мы»? — не понял мальчик.

— Мы — это мама, ты, Кристи и я. Наша семья, — Арон неуверенно описал рукой круг.

Пишта взглянул на него. Но ничего не сказал. Только задумался о чем-то и потрогал вздувшиеся жилы на руке отца. Потом лег, повернулся на бок и закрыл глаза.

Арон погасил лампу. Постоял в нерешительности, потирая виски. В комнате не было темно. Сквозь жалюзи с улицы проникал свет. Ветер то усиливался, то затихал, и позолоченная решетка на стенах комнаты то расширялась, то сжималась.

— Завтра, завтра, не сегодня, — пробормотал Арон. Впервые эти слова он услышал от своего отца тридцать лет назад.

Перевод Л. Васильевой.

© «Иностранная литература», 1984.

ПИРАМИДА

Балаж придерживал на животе пижамные штаны. Волосы были всклокочены, глаза еще слезились со сна. Ничего не подозревая, он отворил дверь на кухню. И — отпрянул. Вернулся в спальню чуть не бегом. Шлепанцы громко стучали по полу. Разбуженные шумом, подскочили в постелях дети, но отец проследовал через их комнату, не задерживаясь, и они опять упали на подушки.

Остановился он лишь посередине третьей комнаты, запутавшись ногами в халате жены.

— Что такое? — спросила Ирма из темноты. — Который час?