Что с вами, дорогая Киш? - [21]

Она сунула Петеру кусок хлеба, густо намазанный паштетом и украшенный сверху паприкой.

— Ешьте, а то нехорошо — кофе на голодный желудок!

— Картошку? — переспросил Петер и безудержно расхохотался. — В Рим — картошку и лук? — Он поперхнулся и закашлялся.

— Смотрите не задохнитесь! — Марта не выдержала и тоже рассмеялась. Зубы у нее были красивые, белые.

— Картошку в Италию… ой, не могу!..

Женщина внезапно нахмурилась.

— Ну и будет. Венеция уже скоро, так что недолго вам терпеть мои пролетарские замашки.

— Марта… мне это очень нравится!.. — весело сказал Петер и потянулся к Мартиной руке.

— Вам-то что, вам можно… Делаете все что вздумается… Вы сюда отдыхать приехали, развлекаться. А я пять тысяч форинтов выбросить не могу. Дети с самого Рождества слышат: нету, ничего нету, вот погодите, съезжу в Италию… Вы сами себе хозяин. А я одна тащу всю семью.

— Ну да, конечно же, вы правы, — успокаивал ее Петер, — что же мне уж и посмеяться нельзя?

— Почему нельзя? Смейтесь себе на здоровье. Думаете, меня для такой жизни растили? У меня, если хотите знать, аттестат есть! — Марта выдержала многозначительную паузу. — В Софиануме училась, не где-нибудь! Понятно, надеюсь, что это такое? Монахини и фортепьяно… А вышло так — и ничего не попишешь! Мужа моего в метро задавило… Восемьсот шестьдесят форинтов в месяц, инвалидность — семьдесят пять процентов. Прибавьте троих детишек-школьников, а потом уж говорите: деньги, мол, одни на уме.

— Вы очень славный и умный человечек, — успокаивал Петер. — Я совсем не хотел вас обидеть. Обстоятельства вас прямо-таки обязывают…

— Тащить картошку в Италию… не беспокойтесь, это я и без вас знаю. Но поглядеть кой-чего мне тоже охота… чего-нибудь… Я же не варвар все-таки…

Марта вытащила зеркало и спустила прядку на лоб.

Петер тем временем предался размышлениям о собственной жизни. Холостяцкая квартира. Книги. Полки от пола до самого потолка. Слева большая картина, написанная маслом. Купил в рассрочку перед отъездом. И никто не потребует отчета. В крайнем случае, если придется, посидит на хлебе с маслом. Тетушка Кати стирает, гладит, прибирает — словом, делает все, что нужно. Обед — в заводской столовой, а по воскресеньям — в «Бороштяне». Ужин приносит дворничиха. С одеждой у него не слишком. Но это его мало волнует. Внешние детали перестали его занимать лет этак в двадцать.

А тут — пятеро на каждый кусок! Это же ад кромешный, а не жизнь. Сколько можно заработать в такой вот распивочной?

— Счастье, что у вас такие сильные плечи… что в вас столько энергии… — Петер старался говорить как можно мягче.

— Поглядели б на мои старые фото — нипочем бы не поверили, что это я. — Голос у Марты сел. — В пятьдесят третьем я работала в кассе… парфюмерный магазин, в самом центре… Весила шестьдесят один килограмм, притом в зимнем пальто. Волосы длинные, черные, вот досюда…

— А как вы попали в… на нынешнее место? — осторожно поинтересовался Петер.

— Был один такой, в управлении работал, он и устроил, когда Агоша, мужа моего, изувечило. Все думали, от меня через месяц мокрое место останется. Да не тут-то было. Жить-то надо. Зачем — не знаю, но надо… так положено!

— А муж ваш… он ничего не может?

— Ничего. И того, о чем вы подумали, тоже… — грубо ответила Марта.

— Я имел в виду работу… — смущенно буркнул Петер.

— Работа? Смеетесь, что ли! Руки-ноги у него трясутся, словно на ниточках… Даже есть сам не может. Сейчас его моя старшенькая кормит… Одним словом, плохую вы подцепили попутчицу.

— Простите, мне казалось, это не я, а вы…

— Ах да, ну конечно… Из-за этого несчастного такси. Ничего, скоро отделаетесь. Тогда уж намечтаетесь в свое удовольствие.

— Что вы, Марта! Я бесконечно благодарен вам за помощь. — Петер старался говорить как можно убедительнее. Какой смысл ее обижать? И нужна-то ей самая малость — капля сочувствия. — Без вас я нипочем не нашел бы места… а я даже не поблагодарил вас как следует… Свинья, да и только… — продолжая великодушничать, он склонился и поцеловал ей руку. — Мир?

Марта зарделась и старательно натянула юбку на колени.

— Я ведь тоже красоту люблю, — тихо сказала она. — И романтику всякую понимаю… Знаете, какие на границе горы! Говорят, очень величественные!

— В Риме непременно посмотрите раскопки… и ватиканскую картинную галерею… это недорого, — горячо заговорил Петер. — И не подумайте, что я собираюсь глазеть по сторонам и сорить деньгами… Этого в двух словах не объяснишь. За свою жизнь я столько планов понастроил — хоть собрание сочинений составляй, и никогда ничего не выходило. Был юристом, потом надоело. Мне, понимаете ли, всегда хотелось видеть, что стоит за словами… Не умею я довольствоваться предписаниями, мне нужно самому убедиться, своими глазами…

«Ну вот, — мелькнуло в голове, — только исповеди не хватало. И кому — славной, но глупой бабе!»

— Ну да, — Марта широко раскрыла глаза, — ну да, всяко бывает…

— Я не рассчитываю, что вы поймете… просто к слову пришлось. Мне скоро сорок. Я шесть раз менял работу, а должности все были солидные, это факт. Уходил всегда сам, такого не было, чтоб меня попросили. Каких только премий не получал… Сидит во мне какое-то беспокойство, а ведь я уже не тинейджер.