Что происходит после смерти - [58]

— Ты думаешь, Сиддхартха еще жив? — спросил меня Парсис.

— Я не знаю, но сомневаюсь, — ответил я печально. — Я не думаю, что Ашока пощадил кого-нибудь из дворцовых людей.

— Он, наверное, очень могущественный, — сказал Парсис. — Я никогда не видел такие одежды. Чандра, как ты думаешь, он даст нам милостыню, если мы подойдем к нему?

Я покачал головой, зная, что неприкасаемым под страхом смерти запрещено приближаться к элитной касте брахманов. Но Парсис ничего не знал о кастовой системе и еще меньше он знал о том, что мы были членами самой презираемой касты в Индии.

— Я пойду попрошу у него милостыню, — сказал он вдруг. — Я уверен, что он не откажет мне.

И прежде чем я успел остановить его, он отпустил мою рубашку и побежал к группе солдат, окружавших Ашоку.

— Нет, Парсис, подожди! — закричал я в ужасе, зная, что ожидает моего маленького брата, если он подойдет слишком близко к императору. Но Парсис проигнорировал мой оклик и продолжал бежать в сторону Ашоки. В отчаянии я ринулся следом за ним, но когда я настиг его, случилось то, чего я больше всего боялся.

Мой брат, не ведая, какое его ждет наказание, приблизился к великому завоевателю и, вытянув свою маленькую ручку, поднял кромку его одеяния и поднес к своим губам. В этот самый момент я и оказался рядом с ним. Все, что происходило дальше, походило на страшный сон. Император повернулся и взглянул на нас. Его лицо побледнело и затем потемнело от ярости. Солдаты, окружавшие его, не смогли предупредить действие моего брата, которое всех их застало врасплох. Ужаснувшись и возмутившись тем, что неприкасаемый поцеловал одежду их императора, они отпрянули и застыли, ожидая реакции Ашоки.

Глаза Ашоки запылали гневом.

— Тварь! — взревел он, выхватив сверкающую саблю из золотых ножен. — Как посмел ты коснуться меня своими нечистыми руками! Из-за тебя я теперь загрязнен так же, как и ты, и должен пройти через очищение, прежде чем смогу прикоснуться к кому бы то ни было из моей касты. Приготовься к смерти!

Не успел он размахнуться, как я выскочил вперед, прикрыв своего брата.

— Сжальтесь, Ваше величество! — закричал я в отчаянье. — Мой брат не виноват. Это я прикоснулся к Вашему величеству, а не он.

Ашока, держа в руке саблю, бросил сердитый взгляд на меня.

— Итак, ты признаешься в том, что натворил, — заревел он. — Как ты осмелился, зная, что я брахман?

— Я был голоден, — заплакал я. — Я надеялся получить милостыню. Я забыл о вашей касте.

— Ну, я научу тебя помнить об этом в будущем, — гремел Ашока. — Вытяни свои руки!

Дрожа от страха, я вытянул руки.

Сабля мелькнула, как серебристый полумесяц, и опустилась на мои руки, и тут же река крови хлынула оттуда, где они только что были. Уже почти отключившись, я услышал вопль моего брата.

— Это был я, мой господин, это был я! — кричал Парсис, и его тело содрогалось от рыданий. — Это был не мой брат, а я. Отрубите и мне руки! — И он вытянул свои маленькие ручки перед императором.

Ашока изумленно взирал на нас какое-то мгновение, и краска сошла с его лица.

— Это верно, что не ты прикоснулся ко мне? — спросил он.

Я упал на колени к его стопам, не чувствуя больше своих рук. Я не ощущал никакой боли, но из-за потери крови и физической слабости мое сознание начало меркнуть.

— Нет, Ваше величество, это был не я, — сказал я, едва удерживая сознание. — Но мой брат невиновен. Никто никогда не говорил ему о различии между кастами. Единственное, что он знает, это учение Будды, которое говорит, что все мы равны. Вот почему он осмелился прикоснуться к вам. Для него мы все братья, и сострадание правит человеческим сердцем. Простите его, Ваше величество, будьте милосердны.

Сквозь все больше сгущавшуюся пелену я услышал, как император позвал своих солдат.

— Быстро кто-нибудь остановите кровь! И позовите моего врача.

Но никто не шелохнулся. Я продолжал оставаться неприкасаемым, и никто из членов высшей касты не желал приближаться ко мне, тем более спасать мою жизнь.

Ашока повернулся к моему брату.

— Ты! Дай мне руку!

Своей саблей, на которой еще были следы моей крови, он разрезал на куски свою тунику и при помощи Парсиса туго перевязал концы обрубленных рук. Закончив перевязку, он на глазах у изумленных солдат встал на колени перед моим телом и взял в руки мою голову.

— Прости меня, — произнес он дрожащим голосом. — Прости меня. Ты всего лишь ребенок, но уже усвоил урок Будды о бескорыстном самопожертвовании.

— Это вы должны простить меня, — ответил я. — В другой жизни я очень несправедливо поступил с вами и лишил вас жизни. Теперь, на пороге вечности, я вспомнил все. Не переживайте из-за того, что случилось. Это была карма, которую каждый из нас отработал. Только пообещайте мне, что позаботитесь о моей матери и моих братьях и сестрах.

— Обещаю, — сказал Ашока. — Будь спокоен.

Это были последние слова, которые я слышал в своей второй жизни на Терре.

Глава 8 Вердигрис

Как мои гиды и предсказывали, жизнь Чандры оказалась самой болезненной и самой просветляющей из всех моих жизней. Впервые на своем эволюционном пути я обрел духовную ясность и вспомнил другие жизни, еще будучи воплощенным. Лежа среди руин Калинги рядом с Ашокой, поддерживавшим мою голову, я чувствовал, как моя жизнь вытекала из тела вместе с кровью, лившейся рекой из обрубков, которые остались от моих рук. И в этот момент все мои предыдущие жизни пролетели перед моим взором, осветив сознание божественным светом. Я ясно вспомнил свою жизнь в качестве Александра Македонского и преступления, которые обрекли меня на ужасную жизнь в теле Чандры. В минуты агонии я увидел Ашоку тем, кем он был в той жизни: моим генералом Парменио, которого я приказал подло убить. В моем брате Парсисе, ради которого я пожертвовал своей жизнью, я узнал моего возлюбленного друга Клита, которого убил в пылу пьяного гнева.