Что происходит после смерти - [52]

Когда Дарий, который все еще прятался, услышал об этом новом триумфе, он сразу же написал мне послание, предлагая взять западную часть его империи, десять тысяч талантов и руку одной из его дочерей. Джеремия позже сказал мне, что если бы я принял это предложение, то в Персии закрепилась бы эллинская культура. Но послание Дария вызвало у меня лишь смех, и я презрительно отверг его.

Между тем я действительно распространял искусство, философию и великую культуру моей родной земли в остальных регионах древнего мира, откуда затем это проникло в Рим и в другие страны мира.

Из Тира я отправился в Египет, который покорил без особого труда. Египтяне встретили меня с распростертыми объятиями и признали не только фараоном, но даже объявили живым богом. Это меня не удивило. Моя мать всегда говорила мне, что не Филипп Македонский, а один из богов Олимпа породил меня. Я был очень щедр с египтянами, укрепив их города, решив проблемы с наводнениями и ирригацией и позволив им поклоняться их древним богам. Более того, я объявил, что их бог Аммон — это тот же Зевс, верховный бог греков. Если есть Творец, говорил я им — а это вне всякого сомнения, — то может быть лишь один бог, и у Него может быть много имен. Этим заявлением я завоевал себе вечную любовь и почитание египтян.

Но самым важным из всего, что я сделал в Египте, было основание Александрии. Поскольку город носил мое имя, я должен был сделать его самым прекрасным и богатым городом мира. Александрия была одним из семидесяти городов, названных в мою честь, но только он до сих пор существует на Терре. Это был первый абсолютно современный город, в котором широкие улицы пересекались более узкими. Вскоре роль главного торгового центра Средиземноморья вместо Тира взяла на себя Александрия. Она быстро превратилась в самый интернациональный город своего времени. В ее порты заходили суда греков, персов, индийцев, евреев и прочих народов.

Дарий снова написал мне. На этот раз он предлагал мне двадцать тысяч золотых талантов. Я опять отказался и вовлек его еще в одно сражение. На этот раз мы встретились при Гавгамелах, где я снова одержал победу, а Дарию во второй раз удалось скрыться с поля битвы.

Следующий поход я предпринял против Вавилона. Он завершился быстро и победоносно. Несколько месяцев я отдыхал у Висячих Садов Навуходоносора со своими друзьями Клитом и Гефастом, а также с остальными воинами. После Вавилона я завоевал Сузы и Персеполь, столицу Персидской империи. Эти победы принесли мне около двух сотен золотых талантов.

Персеполь был для персов тем же самым, что для евреев Иерусалим, а для мусульман Мекка. Он был священным городом империи Дария. Чтобы персы и их беглый царь поняли, что империи больше не существует, я приказал своим людям разграбить и до основания разрушить город. Затем я сжег царский дворец и велел построить на его месте свой собственный. Я бы никогда не стал спать под крышей своего врага.

Дарий продолжал уклоняться от столкновения со мной, и я решил, что пора с этим покончить. В конце концов я загнал его в маленький городок Экбатану в Курдских горах. Но и там Дарий ускользнул от меня. Прежде чем я смог добраться до него, Бесс, один из его генералов, убил его. Когда я наконец оказался перед телом Дария, то прикрыл его своим плащом и отправил его матери для захоронения.

Вскоре этот самый Бесс возымел наглость объявить себя Артаксерксом IV, царем Персии, что позабавило бы меня, если бы я не спешил закончить эту кампанию. Я отложил свой очередной поход и настиг его. Отрубив ему по персидскому обычаю губы и уши, я отправил его в Экбатану, где он должен был предстать перед судом за измену. Персы и мидийцы сочли его виновным и приговорили к четвертованию.

После смерти Дария я решил отправиться в Иран, который также полностью подчинил своей власти. Вскоре после этого я женился на молодой принцессе Бактрии по имени Роксана. Я не любил ее; наш брак был политическим маневром, служившим примирительным жестом для ее отца и народа. Кроме того, мне нужен был наследник, и я знал, что брак с персиянкой усилит поддержку персов.

Мои войска и друзья неодобрительно отнеслись к браку с Роксаной. Им казалось, что я все больше и больше попадаю под влияние восточной культуры и забываю свои греческие корни. Постепенно, шаг за шагом, я отдалился от своих друзей и сторонников. Я даже начал сомневаться в верности моего окружения и был уверен, что кто-то замышляет убить меня.

Мои подозрения и страхи усиливались с каждым днем и в конце концов обратились против сына моего старейшего и самого верного генерала Парменио. Чтобы предотвратить этот воображаемый заговор, я приказал убить юношу. Не успокоенный этим убийством, я также приказал убить его отца, опасаясь мести. Парменио было больше семидесяти, и он был самым прославленным из моих генералов. Мои люди так никогда и не простили мне его смерти.

После этого непростительного преступления мой ум продолжал стремительно нестись в пропасть. Раньше я всегда был воздержан, но теперь начал по ночам пить, причем так сильно напивался, что нередко падал на пол. Я чувствовал себя одиноким и потерянным. Во время одного пира с несколькими друзьями, которых я еще сохранил, Клит, друг моего детства, который спас мне жизнь в сражении при Гранике, осмелился критиковать меня. Ослепленный вином и яростью, я выхватил меч и пронзил его насквозь. Клит упал на землю и, не произнеся ни слова, скончался на месте.