Что нас ждет после смерти? - [34]

Как только Эстель успокоилась, они услышали голос Жаклин, но это была не та Жаклин, которую ребенком знала Эстель, даже голос ее звучал иначе – нежно и трепетно:

– Знаешь, дорогой, – сказала Жаклин мужу, – сегодня, когда я была у Эстель, мне кажется, впервые за все время, она меня слышала. А потом произошло то, что тебя очень сильно удивит.

И она рассказала о своей необычной встрече в парке.

Филипп, не ожидавший от жены подобного, впервые за долгое время после несчастья, случившегося с дочерью, выразил хоть какое-то чувство, кроме отрешенности – он был удивлен.

Вскоре маленькая девочка с блестящими кудряшками и чистым личиком вошла в комнату. Она боялась этого большого дома и с опаской осматривалась вокруг. Но, увидев знакомое лицо Жаклин, она немножко осмелела и, взяв женщину за руку, крепко ее сжала, словно боясь потерять.

– Вот, – сказала Жаклин, – это Лила.

– Я сейчас, – произнес Филипп и ушел в ванную комнату.

Оттуда он вернулся довольно быстро: умытый и гладко выбритый.

– С этим нужно что-то делать, и как можно скорей. Сейчас я позвоню адвокатам. И мы поедем к Эстель.

Филипп на ходу стал набирать номер юриста, и они все втроем направились к машине. Наши наблюдатели раньше них оказались в клинике, так как передвигались они гораздо быстрее – не на машине, а посредством мыслей.

Когда трое во главе с Филиппом вошли в палату Эстель, маленькая девочка первая задала вопрос:

– Это кто?

На что женщина ответила:

– Это твоя старшая сестренка. Она пока болеет, но думаю, скоро она поправится и будет тебя очень любить.

– Тогда я буду каждый день молиться и просить Бога, чтобы он вылечил ее. У меня никогда не было сестры, а я очень хотела ее иметь. И малышка, сложив ручки вместе, подняла их к груди и опустила головку – стала молиться. Слов молитвы никто не слышал, что, впрочем, совершенно не важно. Видно было, что это самая чистая и горячая молитва искреннего детского сердечка!

Жаклин и Филипп с умилением смотрели на нее. У обоих взрослых из глаз покатились слезы, а рядом с ними плакала и Эстель.

Вдруг Жаклин закричала:

– Филипп, Филипп, дорогой, посмотри, слезинка!

И действительно, по щеке лежащей в коме Эстель катилась одинокая слеза.

– Она нас слышит, понимаешь, она нас слышит! Она обязательно поправится!!! Девочка моя, – обратилась Жаклин к маленькой Лиле, взяла ее на руки и прижала к себе. – Радость моя, ты вернула в наш дом счастье. Я знаю, все происходит сейчас только потому, что ты появилась в нашей жизни.

В эту минуту женщина даже не подозревала, что все происходящее было связано с ней самой – это ее оттаявшее сердце заставило Эстель заплакать от радости и умиления.

А Эстель в эту минуту подошла к некогда нелюбимой мачехе и обняла ее вместе с девочкой, но, к сожалению, Жаклин ничего не почувствовала.

Альберт, видя, как огорчилась любимая, обнял ее и с нежностью произнес:

– Пойдем, нам пора завершить то, что мы с тобою начали. Здесь все будет хорошо, не беспокойся.

И в эту минуту Филипп словно услышал молодого человека, он подошел к дочери, взял ее руку и произнес:

– Прости меня, родная, прости!!! Мне было так трудно справиться с болью, но теперь у меня есть силы, есть надежда, и мы будем бороться. И я уверен, я чувствую это – ты скоро к нам вернешься!

Филипп тяжело вздохнул, словно ему не хватало воздуха и взялся за сердце. Из его глаз покатились слезы.

– Все, хватит! – сказал он сам себе. – Пора приходить в себя и приводить дела в порядок. Вдруг, действительно, Эстель скоро станет лучше? Что я скажу ей?

Он и не догадывался, что его дочь в это мгновение стояла рядом и поглаживала его по голове, пытаясь успокоить, словно маленького ребенка.

Мгновение спустя молодые люди оказались на улице. Чтобы немножко успокоить и развлечь Эстель, Альберт предложил ей посетить его дом, посмотреть, где он живет. Девушка согласилась. В считанные секунды они были уже в комнате Альберта. Повсюду были расставлены его портреты и фотографии. Когда они вышли из его комнаты, то обнаружили его изображения по всему дому: на стенах, на тумбочках, в нишах – везде был он, Альберт – то младенец с рассеянным взглядом, то улыбающийся трехлетний карапуз, то чумазый сорванец лет семи, то подросток, то юноша…

Поднявшись в спальню матери Альберта, они увидели картину, которая заставила сердца обоих сжаться от жалости и боли. Мать, согнувшись, словно старуха, с заплаканными глазами сидела в кресле, держа в руках фотографию сына. Она поглаживала ее, целовала, прижимала к груди, а сама еле слышно шептала: «Сыночек мой, родной мой! Ну что же случилось?! Когда же ты вернешься домой?! Я столько времени о тебе ничего не знаю. Я столько времени о тебе ничего не слышала. Наверное, я была плохой матерью, если ты оставил меня и уехал так далеко. Я так хочу, чтобы ты вернулся домой! Знаешь, я обещаю тебе, все будет иначе, я смогу понять тебя и принять тебя таким, какой ты есть. И не буду больше воспитывать тебя и читать тебе нотации. Прости меня, пожалуйста, сыночек, если сможешь… вернись домой…»

В эту минуту в комнату постучали. Дверь открылась, и в нее вошли два закадычных друга Альберта.