Что нам в них не нравится… - [10]

Таким образом до революции антисемитизм был присущ:

Географически — черте оседлости, то есть южной и западной России;

Этнографически — малорусскому и отчасти белорусскому и польскому населениям;

Политически — правому крылу.

* * *

Совершенно иную картину представляет антисемитизм теперь, пройдя страдные годы революции.

Географически — он с каждым днем заливает все большую территорию, имея тенденцию распространиться на всю Россию. Главным гнездом сейчас, по- видимому, становится Москва. Раньше же центрами антисемитизма были Киев, Одесса и другие южные и западные города.

Этнографически — антисемитизм из малороссийского становится общерусским; может быть даже — великорусским по преимуществу. По крайней мере это было бы вполне естественно. Для Великороссии антисемитизм есть явление новое; известно, что переживания неофитов острее. У великороссов нет той привычки к евреям, которая есть у южного населения. Это последнее умеет в значительной мере переплавлять злобу в насмешку, отчего антисемитизм юга, в настоящее время, в общем должен быть добродушнее. Антисемитизм севера, теоретически говоря, должен быть в настоящее время проникнут более трагическими чертами: еврейство должно казаться бичом, перед лицом которого застывает смех. Мода и стиль «еврейских анекдотов», то есть анекдотов о евреях, чем сейчас заполнена Москва, принесены, вероятно, с юга. Эти анекдоты, кои (по крайнему непониманию) так преследуются со стороны товарищества «Гессен и K°», на самом деле суть то масло, которое реально понижает волны негодующего океана: то, над чем можно смеяться, нельзя уже так драматически ненавидеть.

3) Политически антисемитизм, характерный до революции для правого крыла, быстро идет налево, захватывая все политические течения. Советские газеты пестрят заявлениями об антисемитизме в самой коммунистической партии. Эти антисемиты-коммунисты, конечно, для евреев самые опасные. Они в нужную минуту применят к ним, то есть к евреям, все те «массовые меры», которые они в течение ряда лет применяли ко всяким другим «массам»: помещикам, офицерам, духовенству, интеллигенции, буржуям, «мелким буржуям», «кулакам», «середнякам», «несознательным рабочим» и т. д. Эти антисемиты-коммунисты, вероятно, явятся зачинщиками погромов, если таковые будут. Они, в этом случае, с одной стороны дадут волю своему «революционному темпераменту», то есть палачеству, а с другой будут преследовать благую цель: выслужиться перед народными массами, перед их новыми настроениями; сделать карьеру на еврейской крови так же, как они сделали ее на крови русской.

* * *

Таким образом мы видим, какое резкое расширение фронта, или вернее трех фронтов, сделала революция в вопросе антисемитизма. Можно сказать, что евреи на революции выиграли тактически, но проиграли стратегически. Революция принесла евреям равноправие… и огромный подъем антисемитизма. Думаю, что последний с избытком покрывает первое. Но во всяком случае идти назад нельзя. Даже если бы сами евреи молили: «верните нам наши ограничения, лишь бы только антисемитизм был такой, как раньше, не больше…», то ограничения не будут возвращены, а антисемитизм будет расти, пока не исчерпает положенной ему меры.

О причинах такого разрастания антисемитизма и говорить не хочется.

Ужели это не ясно?

Антисемитизм начал расти с первых дней революции. Спрашивается: почему?

А почему, когда рядом с Государственной Думой (то есть рядом с единственным центром, единственной властью, которая могла временно стать на замену «разбежавшегося» Императорского правительства) вырос роковой Исполком-Совдеп, то делегатами от этого нового учреждения были присланы (в Комитет Государственной Думы) один русский (Соколов) и два еврея (Нахамкес-Стеклов и Гиммер-Суханов), — почему?

Так, с первых же минут, обозначилось «еврейское засилье» на верхах революционной стихии.

Каждый новый день и каждый новый час приносил подтверждение этого наблюдения. Движимые каким-то неудержимым напором, евреи поползли «наверх». Точного их «процента» никто не подсчитал, но впечатление было оглушающее. Когда-нибудь история (если ее не затушуют, не задавят и не подделают) расскажет этот процесс. У живых же свидетелей, у очевидцев, от этого времени осталось неизгладимое впечатление: евреи и грузины — грузины и евреи. Впоследствии к этому припутались латыши, китайцы, поляки… Поляки засели преимущественно на верхах Чека и провели памятную борозду. Латыши сравнительно быстро куда-то скрылись. Китайцев тоже сплавили. Но «евреи и грузины — грузины и евреи» остались и по сию пору. Что же это такое, сия пресловутая борьба Бронштейна (Троцкого) с Джугашвили (Сталиным), как не та же старая погудка на новый лад. Евреи и грузины, грузины и евреи…

В настоящее время, как уже было сказано, поняли, что отрицать это еврейское засилье (в революционной стихии) нельзя. Оно есть попросту факт. Поэтому, не отрицая его, стараются его объяснить.

Это, мол, вполне естественно: это, дескать, объясняется прежним приниженным положением еврейства. Сильно сжатая пружина разжалась с соответствующим эффектом. Когда давившая рука ушла, еврейство не могло не быть выброшено вверх, как не может не вылететь пробка от шампанского, когда с бутылки сняты «ограничения» проволоки.