Что на самом деле сказал апостол Павел - [52]

можно узнать, кто входит в эсхатологическую общность, — это, безусловно, исповедание Иисуса Господом и вера в то, что «Бог воскресил Его из мертвых» (Рим 10:9). Такая вера для Павла — не разновидность «добрых дел», как их понимает ханжа. Это не поступок, за который причисляют к народу Завета, а признак принадлежности к нему. А с другой стороны, вера для Павла не имеет ничего общего ни с размытыми «религиозными убеждениями», ни со столь же размытым романтическим протестом против морализма, ни с «религиозным чувством». Это предельно конкретное, точное понятие, означающее только одно — веру в Благую весть об истинном Боге, открывшемся в Иисусе.

И тут сами собой напрашиваются два вывода, касающиеся современной полемики по интересующему нас предмету.

Во–первых, в предложенном нами контексте становится очевидной половинчатость реформы Сандерса: если бы ему удалось до конца развить свои идеи, мы бы увидели, что они не только не перечеркивают, а наоборот, подкрепляют наиболее традиционалистские представления о Павловых текстах. Думается, нам стоит, наконец, отказаться от предложенных Вреде, Швейцером, Бультманом, Дэвисом, Кеземаном и многими другими мнимых противопоставлений, попыток сначала разодрать Павловы тексты на части, а потом доказывать их цельность. Альтернативой такому подходу могло бы стать представленное в этой книге прочтение Павла в контексте Завета, позволяющее свести воедино отдельные составляющие его мысли. При этом каждая из них, в том числе Павлова христология и богословие креста, звучит гораздо отчетливее, чем прежде.

А во–вторых, я снова хотел бы подчеркнуть, что учение об оправдании верой нетождественно тому, что Павел называет «Благой вестью». Да, оно присутствует в «благовестии»: когда человек под воздействием проповеди приходит к вере, Бог вводит его в семью избранного народа. Но само Евангелие — не инструкция по спасению. Это, как мы видели в предыдущих главах, весть о владычестве Иисуса Христа. И как только мы станем об этом помнить, многие мнимые противоречия, на которые указывают современные исследователи, в частности, в связи с Павловыми представлениями о миссии церкви, тут же легко разрешатся. Итак, повторим еще раз: «Евангелие» — это Благая весть о царстве Иисуса; принимая ее, мы входим в «семью Авраама», принадлежность к которой с тех пор, как она обрела новый смысл в распятом и воскресшем Мессии, определяется только верой в Него. А «учение об оправдании», в свою очередь, говорит о том, что принимают в эту семью только по вере: никакие другие критерии здесь не срабатывают.

Наши рассуждения о некоторых сторонах проповеди и богословия апостола Павла впрямую подводят к вопросу о том, как его благовестие и учение повлияло на повседневную жизнь обычных людей. Мы расскажем об этом в двух следующих главах, в первой из которых речь пойдет о Павловых современниках, а во второй — о более близких нам временах.

Глава Восьмая. Обновленный народ Божий

Итак, до сих пор мы пытались показать, как иудейское богословие и мировоззрение Савла из Тарса, сохраняя свои основные черты, переросли в христианское богословие и мировоззрение апостола Павла. Он оставался все тем же «ревнителем», но теперь ревность его была «от знания» — знания истинного Бога, открывшегося в распятом и воскресшем Иисусе. Он по–прежнему спорил с язычниками, но теперь он нес им Благую весть. Наконец, Павел, как и прежде, гневно обличает своих соплеменников, но уже совсем по другим причинам и иначе. К ним тоже он шел с вестью — радостной вестью о том, что Бог, которому они поклоняются, открыл свой предвечный и неисповедимый замысел о мире.

Мы видели, что в спорах с язычниками Павел, опираясь на иудейскую традицию, разворачивает новое представление об истинном Боге, мире и человеческой жизни, вводит в реальность, по сравнению с которой язычество — не более чем мерзкая пародия. А с другой стороны, он клеймит иудеев, но не потому, что они плохи сами по себе, а за то, что все они — за исключением их Мессии — не справились с тем, к чему были предназначены. Одним словом, Павел, как он считает, разрабатывает подлинно иудейское богословие и представление о миссии, в том и состоявшей, чтобы привести язычников к истине, показать им путь к истинной жизни, о которой они, возможно, смутно догадывались, но где искать ее, не знали. Апостол Павел был не менее ревностен, чем Савл из Тарса, но поскольку Павлова ревность рождалась из осознания того, что Бог Израилев явил себя в распятом и воскресшем Иисусе из Назарета, Мессии Израилевом, природа ее в корне изменилась. В ней не было прежнего буйства, стремления насилием завоевать мир для Бога. Его «ревность» не стала от этого менее деятельной, но теперь каждое его действие направлялось тем, что Павел считал сущностью Бога, которому заново учился поклоняться. Он называет это свойство agape, то есть «любовь».

Такой взгляд на путь от Савла к Павлу позволяет увидеть новые стороны Павловых текстов. В этой главе я хотел бы остановиться на одной из них — на представлении об обновленном во Христе народе Божьем. Все, что Павел говорит о возрожденном человечестве, полностью укладывается в нашу схему. С одной стороны, новый народ Божий для него — это и есть подлинная человеческая общность, разительно отличающаяся от разобщенной и погрязшей в грехах языческой «толпы». С другой же, он убежден, что именно в таком, обновленном, человечестве осуществилось призвание избранного народа, с которым не справился неверный Израиль. Поэтому он, не жалея сил, доказывал язычникам, что другого пути для них Бог не знает, а своих недоверчивых соплеменников убеждал в том, что только обновленное человечество, на самом деле, сохранило верность истории и традиции отцов.