Что мы думаем о машинах, которые думают - [29]

, но они обращены к более простому и фундаментальному вопросу: как может ментальная сущность (мысль — паттерн нервного возбуждения) быть в любом смысле этого слова связана со своим объектом (вещью, которую вы видите, или человеком, о котором вы думаете)?

Вот ответ скептика, солипсиста: такой связи нет, интенциональность — иллюзия. Это заключение ложно по крайней мере в одной важнейшей области (замечание сделано Шопенгауэром 200 лет назад): единственным местом, где ментальные явления (желания и намерения, что инстанцируется в нервном импульсе) вступают в контакт с реальным миром, являются наши собственные тела (например, нейромышечное соединение). Пластичность живой материи в целом и нейронов в частности означает, что петля обратной связи непосредственно соединяет наши мысли с нашими действиям, просачиваясь обратно через восприятие, где влияет на структуру самих нейронов. Петля каждый день замыкается в нашей голове (в самом деле, если вы завтра вспомните хоть что-нибудь об этом эссе, то лишь потому, что некоторые нейроны в вашем мозгу изменили свою форму, ослабив или усилив синапсы, расширив или сократив число связей). Такой контур обратной связи в принципе не может замкнуться в жестком кремниевом чипе. Это биологическое качество обеспечивает умственную деятельность у человека (а также у шимпанзе и собаки) с присущей ей внутренней интенциональностью, которой нет у современных кремниевых вычислительных систем.

Если утверждение верно (а мои логика и интуиция его поддерживают), машины «думают», «знают» или «понимают» что-либо только в той мере, в какой это делают их создатели и программисты, когда значение добавляется интенциональным, истолковывающим агентом, обладающим мозгом. Любой «интеллект» у компьютера — это исключительно интеллект работающих с ним людей.

Поэтому я не боюсь, что роботы восстанут или начнут бороться за свои права (если только их защитой не решат заняться заблуждающиеся люди). Означает ли это, что можно не беспокоиться до тех пор, пока кто-то не изобретет компьютер с наноинтенциональностью? К сожалению, нет: существует другая опасность, которая исходит от нашей чрезмерной склонности ошибочно приписывать намерение и понимание неодушевленным предметам («Моей машине не нравится низкооктановое топливо»). Думая так о вычислительных артефактах — компьютерах, смартфонах, системах управления, — мы постепенно передаем им (и тем, кто их контролирует) свою обязанность — информированное, компетентное понимание. Ситуация становится опасной, когда мы охотно и с ленцой уступаем ее бесчисленным кремниевым системам (автомобильным навигаторам, смартфонам, системам электронного голосования), которые не только не задумываются о том, что именно они вычисляют, но даже и не знают об этом. Глобальный финансовый кризис дал нам почувствовать, что может произойти в мире, связанном компьютерами, когда реальная ответственность и реальные компетенции окажутся неблагоразумно свалены на машины.

Я боюсь не успешного восстания искусственных интеллектов, а скорее катастрофического сбоя, вызванного множеством мелких ошибок в кремниевой системе, которую наделили слишком большими полномочиями. Нам все еще далеко до сингулярности, когда компьютеры станут умнее нас, но это не значит, что нам не следует беспокоиться о глобальном сетевом коллапсе. Чтобы сделать первый шаг к предотвращению таких катастроф, нужно перестать перекладывать на компьютеры собственную ответственность и понять и принять простую истину: машины не думают. А то, что мы принимаем за их мышление, становится с каждым днем все опаснее.

Игры (и пророчества) разума

Ирэн Пепперберг

Научный сотрудник и преподаватель, кафедра психологии, Гарвардский университет; автор книги «Алекс и я» (Alex & Me)

Машины великолепно справляются с вычислениями, но при этом не очень хорошо — с мышлением как таковым. У машин бесконечный запас упорства и настойчивости, и, как кое-кто говорит, они могут легко разгрызть сложную математическую проблему или помочь вам проехать через пробки в незнакомом городе, но все это — благодаря алгоритмам и программам, созданным людьми. Чего же машинам не хватает?

Машинам не хватает ви́дения (по крайней мере пока, и я не думаю, что наступление сингулярности это изменит). Я имею в виду отнюдь не зрение. Компьютеры не сами придумывают новое приложение, которому суждено стать популярным. Компьютеры не принимают решение исследовать далекие галактики — они прекрасно справятся с задачей, когда мы их туда отправим, но это уже другая история. Компьютеры, конечно, лучше среднестатистического человека работают в области высшей математики и квантовой механики, но у них нет видения, чтобы в принципе обнаружить необходимость в таких действиях. Машины могут выигрывать у людей в шахматы, но они еще не изобрели интеллектуальную игру, что займет человечество на столетия. Машины видят статистические закономерности, которые пропустит мой слабый мозг, но они не в состоянии выдвинуть новую идею, что соединит разрозненные наборы данных и создаст новую область науки.

Я не так уж сильно беспокоюсь по поводу машин, способных вычислять. Я как-нибудь переживу постоянные вылеты браузера, но пусть у меня будет умный холодильник, способный отслеживать RFID-коды лежащих в нем и вынимаемых из него продуктов и посылать мне СМС с напоминанием купить сливки по пути домой (пользуясь случаем, обращаюсь к тем, кто работает над такой системой: поторопитесь!). Мне нравится, когда компьютер подчеркивает незнакомые ему слова, и пусть среди них иногда оказывается какая-нибудь «филогенетика», я могу находить опечатки в общеупотребительных словах (и прямо сейчас он тоже не позволяет мне писать с ошибками). Но эти примеры показывают: само по себе то, что машина демонстрирует нечто похожее на мышление, еще не означает, что она на самом деле мыслит — или, по крайней мере, что она мыслит подобно человеку.