Что Кейти делала потом - [42]

В действительности дорога из Кастелламаре в Сорренто не более опасна, чем дорога из Бостона в Бруклин, но нашим путешественницам было не легче, так как узнали они об этом лишь впоследствии. Это также и одна из самых красивых дорог в мире. Повторяя причудливые изгибы берега, она плавно вьется по широким уступам, ровно выбитым в крутых склонах скал, где наверху протянулись апельсиновые, лимонные и оливковые рощи, а внизу раскинулся, похожий на твердую полосу лазурита, Неаполитанский залив, усыпанный изумрудами островов самых живописных очертаний.

Жаль, что вся эта красота была потеряна для миссис Эш и Кейти, но они были слишком напуганы, чтобы хоть отчасти насладиться ею. Возницей их экипажа был косматый молодой дикарь, столь свирепого вида, что вполне мог и сам быть разбойником. Он громко щелкал кнутом, а время от времени еще и издавал протяжный пронзительный свист. Миссис Эш была в полной уверенности, что это сигналы, которые он подает членам своей шайки, притаившимся где-то на склонах, в тени олив. Раз или два ей показалось, что он обменялся знаками с некими подозрительного вида личностями, мимо которых они проезжали; мерещилось ей также, что люди, встречавшиеся им на дороге, смотрели на них с состраданием, как на жертв, которых везут на казнь. Ее страхи передались Кейти, так что, хотя они болтали, смеялись и шутили, чтобы развлечь Эми – которая ни в коем случае не должна была испугаться или заподозрить, что что-то не так, – и со стороны казались очень веселой компанией, на самом деле обе всю дорогу тряслись от страха и имели возможность вполне прочувствовать свои абсолютно ненужные страдания. В конце концов они совершенно благополучно добрались до Сорренто, а такой страшный на вид возница оказался весьма порядочным молодым человеком, имеющим на своем иждивении жену и детей и считающим верхом наслаждения съесть тарелку макарон и выпить стаканчик кислого красного вина; он был очень благодарен за чаевые – что-то около тридцати центов, – которые должны были позволить ему купить эти деликатесы. На следующий день миссис Эш расплачивалась за свои страхи ужасной головной болью, и они с Кейти сошлись во мнении, что вели себя глупо, и решили впредь не обращать внимания на непроверенные и неподтвержденные слухи – весьма разумное решение.

Гостиница, в которой они поселились, стояла у края отвесной скалы прямо над морем. С балкона своей гостиной они смотрели вниз, в воду, с высоты шестидесяти футов; окна их спален выходили в розовый сад, за которым тянулись апельсиновые рощи. Гостиница располагалась неподалеку от глубокого ущелья, которое делит маленький городок Сорренто почти пополам и один конец которого, обращенный к морю, образует естественную гавань. Кейти с неизменным интересом вглядывалась вниз, в эту необычную и красивую расщелину около двухсот футов[107] глубиной, стены которой увиты диким виноградом и другими стелющимися растениями и которая, кажется, вся трепещет, когда колышутся на ветру тонкие изящные листья папоротников, торчащих из каждой щели и трещины в скалах. Кейти и Эми часто бродили по берегу в сторону Массы и обратно, чтобы посмотреть на прелестные очертания островов, лежащих в заливе, и полюбоваться зарослями кактусов и юкки, раскинувшимися вдоль дороги. Они всегда возвращались с цветущими апельсиновыми ветками, которые можно было рвать так же свободно, как цветущие яблоневые ветки весной в садах Новой Англии. Сами апельсины в то время года были еще очень кислыми, но оправдывали романтическое «возвратиться из апельсиновой рощи» точно так же, как если бы слаще их не было на свете.

Дважды они ездили в Помпеи[108], куда очень легко добраться из Сорренто. Верхом на осликах они взбирались на холмы, откуда можно было бросить взгляд на далекий берег Калабрии, на естественные арки и храмы Пестума[109], сверкающие на солнце за много миль от Сорренто. В день рождения Кейти, в конце января, миссис Эш предложила ей самой выбрать себе в качестве подарка очередную экскурсию, и Кейти выбрала поездку на остров Капри, где они еще не бывали. День выдался великолепный: ветер был самый подходящий для прогулки по морю и даже позволил им посетить знаменитый Голубой Грот, в который можно войти только при определенном уровне воды и высоте волн. Они взобрались на огромную скалу, где находятся развалины виллы, построенной жестоким императором Тиберием[110], и тот ужасный, нависающий над морем утес, с которого он, как говорят, заставлял бросаться вниз своих несчастных жертв, пообедали в гостинице, носящей имя того же Тиберия, а на закате снова сели в лодку, чтобы вернуться в Сорренто по волшебному предночному морю. Эта поездка обратно была едва ли не самым большим удовольствием всего дня. Море лежало неподвижное; светила полная луна – она была больше и ярче, чем в Америке, и казалось, что есть в ней настоящее тепло и живые краски. Гребцы ударяли веслами по воде в такт неаполитанским баркаролам и народным песням, мерный ритм которых был, казалось, взят у пульсирующих волн моря. И когда наконец нос лодки со скрипом коснулся песков возле пристани Сорренто, Кейти, глубоко и с сожалением вздохнув, объявила, что это был лучший из подарков, которые она получила, – лучше, чем цветы Эми и чем красивый черепаховый медальон, подарок миссис Эш, лучше даже, чем письмо из дома, прибывшее по счастливому стечению обстоятельств с утренней почтой именно в этот день.