Что делать, Россия? - [27]

Уникальность и непостижимость сталинского СССР

В начале XX века Россия впала в мировой кризис раньше, чем остальные страны. Этот кризис должен был неминуемо наступить везде, где к власти приходило «отмороженное поколение», «загоняющее клячу истории», – левацкое поколение, основными ценностями которого были секс, наркотики, джаз, водка, прогресс, перманентная революция, война всему мещанскому, прошлому, свобода от всех религиозных и моральных норм (в том числе в бизнесе, что было особенно актуально для США).

В России это поколение сделало две революции и гражданскую войну. В Европе это привело к Первой и Второй мировым войнам. В США позже этот же кризис выразился в крушении фондового рынка и в великой депрессии. Россия вступила в этот период раньше других, но она же и раньше стала из него выходить. Причем методами, которые неминуемо должны были быть противны предшественникам.

Л. Троцкий, признанный мировой вождь «поколения бурных двадцатых», недаром назвал свою книгу о Сталине «Преданная революция». Он видел в Сталине реставратора царской России, национального провинциала, мечтающего быть частью чего-то большего, а значит, империалиста. Видел в нем бывшего семинариста, то есть скрытого клерикала.

Чем для Сталина были репрессии 1930-х? Уничтожением «старой гвардии», всех, кто ходил в кожаных куртках и, нанюхавшись кокаина, стрелял из маузера контру без суда и следствия. Кстати, именно Сталин восстановил суды и следствия, даже сделал их показательными, в отличие от революционных времен, когда в расход пускали всех буржуев, попов и кулаков, только за внешний вид.

В 1930-х было восстановлено элементарное делопроизводство. Террор, в сравнении с революционным, уменьшился в десятки раз. Это, казалось бы, явно консервативная и реакционная политика.

В то же время в СССР воплотились в жизнь самые светлые мечты либералов: всеобщее избирательное право, равенство полов, отсутствие препятствий для социальной мобильности (любой, независимо от сословия и происхождения, мог стать «всем»), отсутствие давления на образование и жизнь феодальных институтов типа Церкви. В короткое время 80 миллионов безграмотных крестьян было обучено грамоте – это ли не триумф Просвещения?

Московское метро и высотки описывали как чудеса света, великие стройки по тем временам самые современные, вызывали ощущение сбывшегося фантастического будущего. Рост промышленного производства по своим темпам до сих пор не превзойден ни одной страной мира. Это к вопросу о «неэффективности экономики социализма» – тезису, который успешно внедрен в мозги большинства на Земле и, прежде всего, в стране, где эта эффективность была продемонстрирована.

После войны восхищались японскими чудом, сейчас китайским, но всех чудеснее было первое чудо – советское (с которого японцы и китайцы, кстати, все и срисовали). Такие темпы – явно левацкое и прогрессистское явление. Недаром критик Сталина – Волкогонов считал, что уничтожив Троцкого, Сталин полностью воплотил все его мечты. Итак, Сталин одновременно – и левак, и реакционер и либерал.

В этой связи интересен спор «об уклонах», имевший место в партии. Какой уклон лучше – правый или левый? Левый предполагал, например, не просто колхозы, а коммуны – кибуцы, где все общее, «и портки, и детишки», а правый – что крестьянство будет развиваться «естественным путем», без подтягивания к историческому авангарду. После экспериментов, и перегибов было решено, что «оба уклона хуже».

Что происходило? То ли в СССР осуществлялась консервативная политика под прикрытием левой коммунистической идеологии, то ли реализовывались коммунистические цели консервативными методами?

Может, это историческое недоразумение, но для мировой элиты все, что происходило в СССР, было продолжением «левого» сценария. И интеллигенция винила свои правительства за то, что они испугались и развернули историю обратно, в консерватизм и фашизм. Надо было, по мнению «прогрессивной общественности», как СССР – не боясь трудностей и жертв, идти вперед!

В 1930-е годы весь капиталистический мир впадает в депрессию. Выстраиваются огромные очереди безработных, стреляются банкроты-банкиры, свирепствует туберкулез… А в это время приезжающие из СССР в США туристы смотрят на капиталистический мир свысока: «Какой-то дооктябрьский Елец аль Конотоп!», какая-то «одноэтажная Америка».

Наоборот, те, кто побывал в России или хорошо был знаком с тем, что там происходило, рассказывали удивительные вещи. Г. Уэллс, и Б. Шоу, Р. Ролан, и А. Барбюс, Л. Арагон, и Т. Драйзер, Э. Хемингуэй и Л. Фейхтвангер, Р.Тагор и Д. Неру – все эти самые модные, самые «продвинутые» деятели тогдашней элиты побывали в СССР и написали эссе и книги, полные искреннего восхищения, иногда открытого, иногда скрываемого.

Если с середины XIX века либерализм пребывал в кризисе, так сказать теоретически, то есть коммунизм и социализм были просто модными идеями, с позиций которых интеллигенция обличала все и вся, то с 1930-х годов ситуация резко изменилась. Коммунизм на практике доказывал свое превосходство. Идеал обрел плоть. Различные страны сотрясали забастовки на тему: «Хотим как в Советах!». Интеллигенция бредила всем русским, недаром НКВД так легко вербовал самые высшие чины и самых лучших ученых – на идейной почве! История с «кембриджской четверкой» была бы невозможна без коммунистической пропитки передовой западной интеллигенции.