Что делать? - [149]
Таким образом, по временам стал заезжать к нему медик, лечивший когда-то высушиваньем, {Далее было: а теперь уж} и выражал ему свое уважение, и советовал ему быть спокойным, и советовал ему быть осторожным, и все это было очень любезно, и действительно было очень доброжелательно как со стороны медика, лечившего высушиваньем, так и вообще со стороны просвещенных мужей, которые действительно были и просвещенные, и добрые, и благожелательные, и доброжелательные люди, не желающие никогда никому вредить и никого стеснять.
И вправду сказать, ни вреда, ни стеснения Кирсанову не было.
На мастерской это отзывалось тем, что она продолжала существовать, конечно, не развиваясь, а стараясь по возможности сжиматься, - но все-таки продолжала существовать, значит и на ней доброжелательство отзывалось хорошим, а не дурным результатом, и над ней оно оказывалось действительно доброжелательством и, можно сказать, даже охранением {Вместо: и можно сказать ~ охранением - было: и скорее охр} ее от всякого вреда. {Далее следует текст, помещенный на стр. 724-725.}
Однако если дело не могло теперь расширяться, {а. Они не могли расширяться, но б. Однако они не могли расширять} то оно все-таки могло продолжать устроиваться лучше и лучше. Конечно, и в этом надобно было соблюдать осторожность, чтоб {Далее было: не возбуждать} заметные успехи не пробуждали новой недоверчивости; конечно, и сама остановка расширения должна была много задержать внутреннее развитие, потому что в этих вещах {Далее было: размеры} увеличение внешнего размера и увеличение средств для внутреннего усовершенствования - стороны, {вещи,} очень тесно связанные между собою; но все-таки, хоть гораздо медленнее, чем могло быть при других условиях, дело успевало.
В каком положении было оно года "через три-четыре после основания второй мастерской, лет через семь после основания первой, - это рассказывает письмо одной девушки, которая познакомилась около этого времени с Верой Павловной, к одной подруге, жившей тогда в Москве.
Письмо Катерины Васильевны Полозовой {*}
{* Здесь: Хвойницкой. Далее было: к одной из ее}
Милая Полина, мне так понравилась {Вместо: мне так понравилась - было: я так полюбила} совершенно новая вещь, которую я недавно узнала и которой сама теперь занимаюсь, что хочу описать {рассказать} ее тебе; я уверена, что и ты ею заинтересуешься, но главное, может быть ты найдешь возможность сама заняться чем-нибудь подобным: это так приятно, мой друг. Я очень желала бы для тебя, чтобы ты нашла эту возможность.
Вещь, которую я хочу описать тебе, - мастерская, собственно {Далее было: т е} две мастерские, устроенные по одному принципу женщиною, с которою я подружилась вот уж месяца два и которой теперь помогаю с тем условием, чтоб через несколько времени она помогла мне сделать то, что удалось сделать ей. Эта женщина - Вера Павловна Кирсанова, еще молодая дама, {Далее было: Вера Павловна Кирсанова "Далее было: простая} очень добрая, {Далее было: а. которую ты знала, - и я не грущу больше, как ты знаешь} веселого характера, простая, совершенно в моем вкусе, хоть и вовсе не похожа на твою Катю, {Далее было: Однако, что же я заговорилась о Кате, - ведь я пишу не о ней} такую смирную и тихую: она очень бойка и жива. Но ты знаешь, я люблю таких, которые не похожи на меня, - ведь и ты вовсе не похожа на меня. {А все-таки придется} Я с нею познакомилась прямо по этому делу приехала, сказала, что, узнавши кое-что о ее мастерской, - я слышала только об одной, - я заинтересовалась устройством этой мастерской и приехала видеть ее. Она повела показать мне мастерскую, и я расскажу тебе некоторые впечатления моего первого посещения; они были так новы для меня, что я тогда внесла их в свой дневник, который у меня был давно брошен, но в последнее время возобновился по {был давно ~ по вписано.} обстоятельству, о котором скоро расскажу тебе подробно; а впрочем, так и быть, скажу два слова теперь же: я полюбила {я, кажется, полюбила} одного очень оригинального {стран} человека, с которым, кажется, мы уж не расстанемся, {Вместо: с которым ~ не расстанемся - было: за которого, кажется, и выйду} - но все-таки не в этом дело, {Далее было: как я разбавляю} об этом после побольше, а теперь ведь я взялась за перо с тем, чтоб описывать тебе впечатления первого моего посещения мастерской Кирсановой. Я, {Я дополняю} разумеется, дополняю теперь свой дневник подробностями, которые узнала после, но мне приятно, что в нем осталось записанным первое мое посещение и что в нем {Вместо: в нем - было: там} первые впечатления сохранили свою свежесть. Теперь, может быть, я и забыла бы сказать о многом, что тогда поразило меня и что теперь кажется самой обыкновенной вещью, чем больше становится она для обыкновенной, тем больше я привязываюсь к ней, потому что она вещь очень хорошая.
Швейная мастерская - что же такое я увидела, как ты думаешь? {полагаешь?} Мы остановились у одного из подъездов большого дома в Шестилавочной {Вместо: Мы остановились ~ Шестилавочной - было начато: а. Мы подошли с Верой Павловной к большому дому, по К. и Вера Павловна повела меня б. Мы подъехали к большому дому, который находился в конце Сер} улице, между Сергиевской и Фурштадтской. Вера Павловна повела меня {Далее было: эти лестницы} по хорошей лестнице - знаешь, одной из тех лестниц на улицу, на которых живут люди, занимающие {не очень богатые, но занимающие} квартиры в 600, в 800 руб. У одной из дверей {Мы вошли в одну из дверей} третьего этажа она позвонила, и я увидела себя в большой зале, с роялем, порядочной мебелью, - одним словом, комната имела такую меблировку и такой вид, как будто вошла в квартиру семейства, проживающего три-четыре {пять-шесть} рублей в год. "Это мастерская? И это одна из комнат квартиры, занимаемой швеями?" - "Да, но ведь эта комната - приемная и зал для вечерних собраний, {но ведь ~ собраний, вписано.} пойдемте по другим комнатам, в которых собственно живут швеи, они теперь в рабочих комнатах, и мы никому не помешаем нашим осмотром". {Далее было: а. Начато: Мы б. Видишь ли, По}
Во второй том вошли роман «Пролог», написанный Н. Г. Чернышевским в сибирской ссылке в 1864 году и пьеса-аллегория «Мастерица варить кашу», написанная в период пребывания в Александровском заводе.http://ruslit.traumlibrary.net.
Русская литературная критика рождалась вместе с русской литературой пушкинской и послепушкинской эпохи. Блестящими критиками были уже Карамзин и Жуковский, но лишь с явлением Белинского наша критика становится тем, чем она и являлась весь свой «золотой век» – не просто «умным» мнением и суждением о литературе, не просто индивидуальной или коллективной «теорией», но самим воздухом литературной жизни. Эта книга окажет несомненную помощь учащимся и педагогам в изучении школьного курса русской литературы XIX – начала XX века.
«Исторические обстоятельства развили в нас добродетели чисто пассивные, как, например, долготерпение, переносливость к лишениям и всяким невзгодам. В сентиментальном отношении эти качества очень хороши, и нет сомнения, что они очень удобны для людей, пользующихся ими к своей выгоде; но для деятельности пассивные добродетели никуда не годятся», – писал Н.Г. Чернышевский. Один из самых ярких публицистов в истории России, автор знаменитого романа «Что делать?» Чернышевский много размышлял о «привычках и обстоятельствах» российской жизни, об основных чертах русской нации.
В первый том Собрания сочинений русского революционера и мыслителя, писателя, экономиста, философа Н.Г. Чернышевского (1828–1889) вошел роман «Что делать?», написанный им во время заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.http://ruslit.traumlibrary.net.
Н. Г. ЧернышевскийПолное собрание сочинений в пятнадцати томах.
«Нельзя сказать, чтобы попытки сделать это были очень удачны. Причина неудовлетворительности их отчасти заключается в том, что талант графа Толстого быстро развивается, и почти каждое новое произведение обнаруживает в нем новые черты. Конечно, все, что сказал бы кто-нибудь о Гоголе после «Миргорода», оказалось бы недостаточным после «Ревизора», и суждения, высказавшиеся о г. Тургеневе, как авторе «Андрея Колосова» и «Хоря и Калиныча», надобно было во многом изменять и дополнять, когда явились его «Записки охотника», как и эти суждения оказались недостаточными, когда он написал новые повести, отличающиеся новыми достоинствами…».
В рассказе нашли отклик обстоятельства жизни самого автора в начале Гражданской войны. Образ Молодого автобиографичен. Рассказ завершает своеобразную «криминальную трилогию», куда входят также «Повесть о трех неудачах» и «Рассказы о свободном времени». Впервые — Воля России. 1927. № 11/12. Печатается по этой публикации.
В сборник вошли произведения и отрывки из произведений Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.П. Чехова, И.А. Бунина, А.И. Куприна, Л.Н. Андреева, З.Н. Гиппиус, М.И. Цветаевой, В.В. Набокова и других. Читателю предлагается ознакомиться с лучшими образцами пасхальной прозы русской классической литературы, включая сюжетную художественную прозу, воспоминания, эссе.
Варлама Шаламова справедливо называют большим художником, автором глубокой психологической и философской прозы. Написанное Шаламовым – это страшный документ эпохи, беспощадная правда о пройденных им кругах ада. В электронное издание вошли знаковые произведения, принесшие мировую славу автору публицистики о колымских буднях заключенных Дальлага. В книге публикуется вступительная статья Ирины Сиротинской «Правда Шаламова – на все времена». В II том издания вошли сборники: «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР-2», «Анна Ивановна» (пьеса).
А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.
Вот как описывает свой сборник сам Петр Суворов: «Что сказать объ общемъ характерѣ моихъ разсказовъ? Годы, ими захватываемые, за исключеніемъ одного очерка „Тетушка Прасковья Егоровна“, относятся къ самымъ живымъ годамъ русскаго быта и русской литературы. Тургеневъ почерпалъ изъ нихъ „Отцовъ и дѣтей“, Чернышевскій — романъ „Что дѣлать“? Болеславъ Маркевичъ — „Переломъ“, Писемскій — „Взбаломученное море“, Достоевскій — „Бѣсы“, Гончаровъ — „Обрывъ“. Авторъ „Изъ далекаго прошлаго“ не остался, съ своей стороны, пассивнымъ и безучастнымъ зрителемъ великой послѣ-освободительной эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.