Чтение Евангельских сказаний об обстоятельствах земной жизни Иисуса Христа, до вступления Его в открытое служение спасению рода человеческого - [19]

 «Иисусу же рождшуся» (когда родился Иисус) «в Вифлееме Иудейстем» (Мф. 2; 1), ибо был другой Вифлеем в Галилее, - «во дни Ирода царя». Евангелист не сказывал прежде, когда происходили дела, описываемые им, а теперь говорит, что это было во дни Ирода царя, и сим тайно намекает на исполнение пророчества, что князь от чресл Иуды отнят уже. Святой евангелист не напрасно употребил сие указание, ибо сие происшествие стоит особенного внимания. «От восток», - вероятно, иерусалимляне и после не узнали, из какой страны пришли волхвы, да и трудно было узнать тогда, ибо тогда многие государства как бы слились в одно под скипетром Римских кесарей. «Во Иерусалим», - ибо где искать царя, ежели не в столице? «Где есть рождейся Царь Иудейский!» (Мф. 2; 2). Значит, они не ожидали точного указания ни от звезды, ни от собственного сердца, а сочли нужным спросить о сем у других людей. Но в Иерусалиме им нужно было обратиться прямо к дворцу царскому, а они приметно не делают сего. Следовательно, у них как бы образовалась мысль, что новорожденного Царя нужно искать не во дворце царском. Они спрашивают: где находится «рождейся Царь Иудейский», а в Иерусалиме, как видно, и не знали, родился ли царь Иудейский. В вопросе Рожденный характеризуется только потолику, поколику Он имеет отношение к Иудее, и ни слова не говорится о Его отношении ко всему миру, и это потому, что у них не было еще иного понятия о Нем, а темные гадания и свои предчувствия они почли за неприличное обнаруживать пред народом.

 «Видехом бо звезду Его на востоце и приидохом поклонитися Ему» (Мф. 2; 2). Сии слова показывают причину и цель пришествия их. Они хотели сим, так сказать, извиниться, и потому как бы так говорят: мы спрашиваем вас о рождении Царя Иудейского не по каким-либо пустым соображениям или мечтам, а по указанию свыше. Мы «видехом бо звезду», хотя она теперь у вас и не видна. Что никто из Иерусалимлян не видел явления звезды, это явно из того, что Ирод спрашивал о времени явившейся звезды от волхвов; а если бы он видел ее сам, то не имел бы причины спрашивать о ней; или если бы видел ее кто-либо из Иерусалимлян, то он мог бы у того спросить. «На востоце», то есть когда мы были на востоке, а не то, что она явилась на востоке. «И приидохом поклонитися Ему» (Мф. 2; 2). Следовательно, ложно толкование тех, кои говорят, что сии волхвы были купцы, пришедшие в Иудею по своим торговым делам, а между тем, узнав о рождении Царя Иудейского, вздумали сделать и доброе дело. Правда, у них являются сокровища, но совсем не для продажи, а для того, чтобы сделать из них подарок Новорожденному, и они могли иметь сии сокровища, ибо они, вероятно, были какие-нибудь владетели имений.

Можно представить, какое смятение произвел в Иерусалиме приход их и расспросы. Во всякое время приходом своим они могли смутить сию столицу, тем паче в сие, когда вся Иудея жила, так сказать, ожиданием Мессии. И потому-то, «слышав же Ирод царь смутися» (Мф. 2; 3). Царь здесь как будто первый услышал; да так и долженствовало быть, ибо Ирод везде имел шпионов, кои, услышав эту весть, для царя небезопасную, тотчас решились передать ему оную, и она стрелой полетела во дворец его. «Смутися» - сердцем, задумался. Правда, в это время он оканчивал бурную долговременную жизнь свою, но все же ему не хотелось, чтобы застал его новый порядок дел. Он привык не отдавать другим власть, а отнимать ее у других. Верил ли он действительному рождению Мессии? Ему надлежало ожидать для себя неприятных действий со стороны Промысла. Почитал ли он это вымыслом Иудейских" партий, кои хотели выдать кого-либо за Мессию и низвергнуть его с престола? Так ли, иначе ли, а все-таки ему надлежало опасаться возмущения от подданных, ибо в лице Мессии ожидали не только Спасителя, но и Судию; а совесть Ирода не могла не беспокоиться. Таким образом, политика, совесть, болезнь и старость - все должно было смущать Ирода. Но зачем Иерусалим ' участвует в его смущении? Смутились, без сомнения, царедворцы, - партия Иродиан. Это та самая партия, с которой согласившись, многие из Иудеев спрашивали Иисуса Христа: «достоит ли... Кесареви дань даяти, или ни!» (Лк. 20; 22). С счастьем или несчастьем Ирода соединено было счастье или несчастье и этой партии. Смутились также многие клиенты Ирода, которых судьба сопряжена была с его участью. Наконец, должен был смутиться весь народ. Верил он рождению Мессии, он должен был страшиться Его неумытного Суда; притом древнее мнение было, что с явлением Мессии явятся многие беды, опасности и нестроения в нравственном и гражданском отношениях. Если же и не верили они действительному рождению Мессии, все же должно было опасаться мятежей и нестроений от партии, решившейся выдать известного Младенца за Мессию, и вместе страшиться наказания за такие смуты от римлян, а не менее и от Ирода, в то время особенно подозрительного. Вообще, в столицах такие явления производят чрезвычайные волнения.

Ирод смутился, однако не потерял политического благоразумия. Он предлагает синедриону вопрос волхвов на разрешение. По видимому это дело не политики. Лучше бы ему, кажется, скорее удалить волхвов из столицы, чтобы они не делали шума и не смущали народ, а не заставлять синедрион рассуждать. Но, с другой стороны, сей поступок Ирода есть дело чрезвычайно тонкой политики. Шума народного уже нельзя было остановить. Ирод захотел показать, что он ничего не боится, что он хочет дать сему делу надлежащий ход и гласность, хочет действовать так, как должен действовать царь народа, как действовал бы всякий ревностный Иудей. Он, хотя был иноплеменник, но постоянно показывал себя самым жарким ревнителем и чтителем Еврейского закона. Во второй части Талмуда есть сказание, будто бы он еще при вступлении на престол спрашивал синедрион, не противно ли их законам то, что он восходит на престол, будучи иноплеменником, и это делает тогда, как он был поставлен царем Римлянами и признан в сем достоинстве самими Иудеями. Синедрион отвечал будто ему неодинаково. Одни говорили, что восшествие его на престол не противно их законам; другие утверждали противное, говоря, что лучше было бы, если бы он отдал престол кому-либо из потомков Маккавеевых. Ирод будто бы сначала ничего не сделал сим последним, а после тайно велел их умертвить. Что он был, или казался, приверженным к Иудейскому закону, это видно из его речи, сохраненной в Деяниях, говоренной при перестройке храма Иерусалимского, где он говорил к Иудеям: "Мужие, братие...". Итак, неудивительно, что Ирод мог спрашивать синедрион.