Чмод 666 - [25]

— Ну, Витя, Витя, что ты… Во-первых я встречался с ним незадолго до… до его смерти. Он был полон оптимизма, смеялся, шутил. Книгу новую готовил к публикации. Во-вторых, я хорошо знаю того патологоанатома, что делал вскрытие. Это Павел Николаевич Ставиский — мой старинный знакомый и прекрасный специалист. Нет, тут все просто — умер он от разрыва церебральной артерии. Практически мгновенно. Возможно, что перед этим он ударился головой, но это только предположение — там есть какие-то следы, но очень нечеткие. Они могли, в принципе, возникнуть и от падения после разрыва сосуда.

— Да, но я прочитал в газете, что он был убит… — тихо сказал я, чувствуя себя дурак дураком.

— Где? В этом желтом листке? Да брось ты! Разве можно верить той газетенке? Верить можно только фактам, а их-то как раз и недостаточно…

Тут Маркыч сделал некоторую паузу, будто разделял параграфы, и вдруг круто изменил тему нашего разговора:

— Витя, я всегда хотел тебя спросить, почему вы не ладили с отцом? Сейчас-то скажи мне. Отца твоего уже нет, а я должен знать.

— А вы разве не знаете? — удивленно спросил я. В устах Маркыча такое признание выглядело странным. — Вы же дружили?

— С Антуаном мог дружить только он сам, да и то не всегда. Ты меня извини, конечно, но у твоего батюшки был довольно-таки непростой характер.

— Да знаю я про его характер… — выдал я расстроенную реплику. — Вот вы сами и ответили на ваш вопрос.

— Э, нет Витя, так не пойдет. Я же видел, как он переживал ваш разрыв.

— Он переживал? — удивился я, поскольку поведение отца никогда не давало мне повода заподозрить его в каких-либо сожалениях или переживаниях по поводу наших с ним отношений.

— Да Витя, да. Переживал. И от этого его больное сердце, все эти инфаркты… я не хочу никого обвинять, но он очень тяжело переносил все это… Для него было тяжелее — только смерть Наташи… твоей мамы.

Некоторое время я безмолвствовал, стараясь свыкнуться с новой для себя информацией. Честно говоря, мне вообще расхотелось продолжать разговор. Наконец я выдавил из себя:

— А что у нее было? Я так и не знаю, поскольку все мои немногочисленные родственники помалкивали и лишь уходили от ответа. Знаю только, что рак. Но что конкретно?

— Поверь, но я тоже не знаю, — ответил он. — Твоему отцу тема была очень неприятна, и он не хотел об этом говорить, а поскольку онкология все-таки не моя специальность, то сам я не интересовался. Не было вопроса.

Что-то меня насторожило в словах старика Соломона. Что-то он не договаривал и в чем-то темнил. Ну, не верил я, что врач что-то не знает о болезни жены своего пациента. Вдруг Маркыч спросил:

— А почему вдруг тебя это так заинтересовало?

— Не знаю даже… Ваши слова для меня — как гром. Я и не думал, что отец… чтобы он…

— Давай, Витя, еще выпьем. Ты как там? В своих Европах не стал идейным противником алкоголя?

— Да что вы, Соломон Маркович! Разве сие возможно? А с отцом я даже не ссорился — он просто нежданно-негаданно перестал разговаривать со мной. Примерно через год после маминой смерти он дал мне понять, что не хочет меня видеть, слышать и находиться рядом со мной. Потом он немного оттаял, мы встречались, но не чаще чем один — два раза в год, да и то ненадолго. Более того, под любым предлогом он отказывался жить со мной под одной крышей. И так — много лет. Уже во Франции, когда он приезжал по каким-то своим делам, он каждый раз заходил ко мне. Ненадолго. У меня в запасе есть постоянная гостевая комната с отдельным санузлом. Отец всегда знал, где я живу, мы иногда встречались, но он быстро возвращался в отель или уходил к кому-то из знакомых. Причину такого его поведения я не знаю, хоть и много размышлял на эту тему. Думал — вы мне поможете.

— Да, что верно — то верно, помогу. Есть еще один очень древний анекдот. Анекдот даже не бородатый, а седой полностью, старше моего дедушки. Старый еврей Мойша очень хотел выиграть в лотерею. И вот обратился он к Богу с молитвами о помощи в этом нелегком деле. Молился он неделю, месяц, год, другой… Вдруг голос прямо с небес: «Мойша! Ну, дай ты мне шанс! Купи хоть один лотерейный билет!» Вот и ты должен мне дать шанс. Вспомни хоть что-то! Или опроси его старинных знакомых. Может, мне он не сказал, а кому-то в чем-то проговорился. Хотя не его это стиль вообще-то…

— Кстати, — спохватился я, — всех этих знакомых он именовал своими друзьями.

— Да, вот это как раз за ним водилось. Но друзья — это не совсем то, что понимал Антуан. Значит, ты уверен, что не знаешь причины вашего разрыва? Посмотри мне в глаза… да, похоже — действительно не знаешь. Загадка… — Соломон Маркович встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с каким-то небольшим предметом в руке. Секунду подумав, он протянул мне тонкий и плоский телефон-раскладушку «Motorola V3». — Вот, возьми. Это его мобильник. Сразу не заметили — за подкладку пальто завалился. Мне передали из анатомички. Ставиский передал. Я сначала хотел в милицию отнести, а потом решил вручить тебе. Посмотри, кому он звонил, с кем разговаривал, когда. Если вызовут — отдашь.

— Куда вызовут? — не понял я.

— Туда. Куда всегда вызывают?..