Чижик в Риме - [13]
— Это еще почему? — удивилась толпа. — Юпитера можно, Юнону можно, Цезаря можно, а тебя нельзя?
— Ни в коем случае, — твердо сказал Марк Аврелий. — Потому что я — памятник императору Константину, первому принявшему христианство. А вовсе не Марк Аврелий, как вы, может быть, подумали.
— Врешь, — не поверила толпа.
— Чтоб я лопнул, — поклялся Марк Аврелий. — Видите, не лопнул. Значит, и вправду Константин.
Толпа оглядела памятник — правда, нигде не лопнул. Значит, Константин.
— А я не верю, — заявил один нахальный тип. — Докажи.
— Легко, — согласился Марк Аврелий. — «Константин» в переводе означает «постоянный». Посмотрите на меня: разве я переменный? Я явно постоянный — поставили, вот и стою.
Обошли римляне статую, потрогали: и вправду постоянный. Вылитый Константин. И памятник Марку Аврелию стали считать памятником Константину и даже поставили перед Капитолием. Там он и посейчас стоит. Одно плохо — позолота с него куда-то делась. Вроде бы никто статую с конем ножиком не скоблил… А позолоты все-таки нету. Римлян спрашивают:
— Куда позолоту-то дели? Сперли?
Римляне невинно разводят руками:
— Да сами удивляемся! Была — и нету! Наверное, она к пальцам сильно липла. Памятник-то душевный, вот всяк и норовил то коня по крупу потрепать, то императорскую ножку погладить. А крупинки золота прилипали к пальцам. За сотни лет все и прилипли. Оно и к лучшему. Говорят, что когда на памятник вернется позолота, наступит конец света.
— Ай-я-яй, — говорили римлянам. — Неправдоподобно.
— Тогда это воробьи, — и римляне кивали на стайки, копошащиеся у подножия статуи. — Они думали, что это зернышки, склевывали золото и постепенно обклевали всего Марка Аврелия. Точно вам говорим — воробьи! Конкретно вот эти.
Так воробьев клана Нумы Помпилия обвинили в воровстве. Уже много веков тащится за ними эта мерзкая клевета. И когда воробьи других кланов повздорят с воробьями клана Нумы Помпилия, то подкалывают их: «Да что с вами говорить! Вы у Марка Аврелия все золото стащили! И в Тибре спрятали».
— Почему именно в Тибре? — удивлялись воробьи клана Нумы Помпилия.
— Потому что от этого вашего гнусного деяния образовался глагол «стибрить», то есть украсть, — отвечают воробьи клана Навона (они самые остроумные в Риме).
Но вообще-то это так, дружеские подковырки. Все знают, что воробьи этого золота не крали.
— Отсюда мораль: невиновность уже сама по себе есть награда, — закончил Чивио.
— Потому что другой честному человеку не дождаться, — дополнил Чижик. — Даже если он воробей.
Глава 13
Четыре в одном
— А сейчас мы посмотрим мост, — сказал Чивио. — Там есть очень странный памятник, ты таких никогда не видел. Мост Фабриция носит неофициальное название Мост Четырех Голов. Этот Фабриций был не то куратор, не то прокуратор в 62 году до нашей эры. Мост сохранился с тех времен и даже не слишком переделан. Про него рассказывают такую сказку.
— Прокляну! Утоплю! Разольюсь и затоплю! — бушевал бог Тибра Тиберин в своем подводном дворце. Дворец был так себе — низенький, плоский и длинный, похожий на ряд подводных амбаров. Тиберин туда на четвереньках вползал. Потому что Тибр — это вам не океан, глубина не та. А по обычаю надо, чтобы верхушки дворца водяного божества хотя бы из воды не торчали.
— Ну что ты так расстраиваешься, — ворковала Рея Сильвия, бывшая весталка, а ныне речная богиня и счастливая супруга Тиберина. — Не волнуйся, милый, тебе вредно. Вон позеленел весь, наверное, давление поднялось.
— Эти люди затеяли строить через меня мост! — возмущался Тиберин. — Оскорбление! Наглость! Шантаж и рэкет!
— Ну почему сразу рэкет, — погладила мужа Рея Сильвия. — Люди традиционно строят мосты через реки, это у них народный обычай.
— Но для речного божества это традиционно считается оскорблением, — объяснил Тиберин, тяжело дыша после вспышки гнева. — Мне вообще-то глубоко все равно, будет мост или нет. Но положено гневаться — я и гневаюсь. Сейчас отдохну и еще немного погневаюсь.
— Да лучше быстренько прокляни кого-нибудь и успокойся, — посоветовала Рея Сильвия.
— Строителей, — предложил Тиберин.
— Их-то за что, они люди подневольные.
— Архитекторов, — опять предложил Тиберин.
— Их нельзя, они творческие люди. От проклятья такого натворят — мало не покажется.
— Тогда Самого Большого Начальника, который приказал мост строить.
— Ой, вот уж кого нельзя проклинать, так это его, — воскликнула Рея Сильвия. — Сейчас Римом правит прямой потомок моего сына Ромула. Как же пра-пра-пра-правнучка проклинать…
— Хорошо, — сказал Тиберин, которому надоели эти сложности. — Тогда я прокляну тех, кто через 16 веков решит перестроить этот мост и при этом поссорится со всеми.
Такое хитроумное решение Рее Сильвии понравилось. Во-первых, дело будет через 1600 лет, авось проклятье протухнет и не сбудется. Во-вторых, никого из проклинаемых Рея Сильвия не знала и не видала — они еще не родились. В-третьих, если они перессорились, то, видимо, люди вздорные и жалеть их нечего, сами виноваты. Проклятье было произнесено. И мост был построен.
Прошло шестнадцать веков. Мост обветшал. Папа Сикст V приказал его починить. Четыре архитектора реставрировали этот мост и никак не могли договориться. Они смертельно перессорились, каждый день орали друг на друга. Однажды папа приехал посмотреть, как продвигается работа. И видит такую картину. Один архитектор кричит на второго:
