Чижик – птичка с характером - [71]

Я посмотрела ей прямо в глаза:

— Паша, зачем ты мне это говоришь?

Потому и говорю, что нашему брату с такими солоно приходится, — набычилась Паша. — По себе знаю. А ты первое время будешь, как в темном лесу. Держись ближе к командиру стрелковой роты. Старший лейтенант Рогов — человек.

Спасибо, Пашенька. Я учту.

Приветик! — Паша отсалютовала мне рукой в белой пуховой рукавичке.

Выслушав меня, командир пулеметной роты старший лейтенант Ухватов присвистнул:

— Так, стало быть, ты на место покойного Богдановских? Вот это хохма! — Но тут же себя утешил: — Баба командир. А что ж такого? Обнаковенное дело. (Он так и сказал: «обнаковенное».)

Ротный собирался на оборону, как ленивый школьник на уроки. Долго искал запропавшую портянку, ворчал на связного и всё в землянке перевернул вверх дном. Нашел портянку, потерял ремень. Отыскал под нарами ремень, пропали рукавицы. Наконец собрался, но оказалось, что в диске автомата нет ни одного патрона, и, пока связной снаряжал диск, ротный сыпал словами, как горохом. Я не вслушивалась, думала о предстоящей встрече с солдатами.

И вот мы в центральной траншее. Мой шеф катится впереди меня шариком и не закрывает рта:

— Чтобы иметь с солдатами общее чувство понятия и восприятия, надо знать душу солдата категорически и... аллегорически!

Я останавливаюсь и, как баран на новые ворота, смотрю своему начальству прямо в рот, А старший лейтенант Ухватов сердится:

— Чего встала, как истукан? Слушай, а к чему это ты рожи корчишь наподобие обезьяны? Не нравится?

Я только глазами моргаю. Ответить нечем.

Нейтральная полоса — болото. И даже не болото, а, как сказал ротный, заболоченное озеро — узкое и длинное, в летнее время непроходимое. На одном берегу болота, на самой лесной опушке, — наши, на другом — немцы, а между позициями белое унылое поле с серыми метелками камышей, торчащими из-под снега.

Ни мне, ни командиру роты не приходится нагибаться — высокий заснеженный бруствер укрывает нас от взоров противника. Свежевыпавший снежок вкусно похрустывает под валенками, на ослепительно белом фоне мелкие порошинки кажутся бусинками блестящего бисера. Над нашими головами кряхтят и постанывают израненные березы. Морозно, солнечно и так тихо, что даже не верится, что в четырехстах метрах, а местами и ближе, враг.

На правом фланге, на стыке двух стрелковых рот, нас встретил симпатичный дед в дубленом полушубке. Улыбаясь в окладистую бороду, браво доложил:

Ночь прошла спокойно. Сержант Бахвалов.

Здорово, урки! — весело произнес ротный, когда мы пролезли в низкую дверь маленького дзота.

Пулеметчики, к моему удивлению, не обиделись, ответили весело и дружно полезли в расшитый алыми маками кисет Ухватова.

Старший лейтенант Ухватов сказал деду Бахвалову:

— Ну, чапаевец, вот тебе новый командир взвода. Прошу любить и жаловать! — Он дружески похлопал меня по спине. У старого пулеметчика отвалилась нижняя челюсть, а приветливую улыбку как ветром сдуло,

Ну что рты пооткрывали? — спросил ротный солдат. — Равноправие, братцы, ничего не попишешь.

Это что же, повсеместно теперича в армии женское засилье или только нам такая честь? — ехидно спросил дед Бахвалов.

Командир роты захохотал:

— Что, герой, душа в пятки ушла?

Мои подчиненные показали мне спины: слушали командира роты. Анекдот был старый и неостроумный, но солдаты смеялись. Как всё просто: «Здорово, урки!» Потом анекдот о неверной жене, и дело в шляпе. Свой... Подавив вздох, я открыла короб пулемета, провела кусочком марли по раме — грязь! Позвала:

— Товарищ сержант!

Дед Бахвалов подошел не спеша, надменно выставив вперед бороду.

Пулемет грязный, — сказала я ему.

Нет, чистый! — сейчас же возразил дед.

Нет, грязный! — Я показала ему марлю со следамиперегоревшей смазки.

Это не грязь.

А что же это?

Обыкновенная вещь при каждой стрельбе.

После каждой стрельбы оружие положено чистить!

Это как же прикажете понимать? Раз пальнул и разбирай? — Старый пулеметчик насмешливо улыбался.

Товарищ сержант, вы отлично знаете, о чем я говорю. После каждой ночи пулемет надо чистить.

Командир роты прислушивался к нашей перепалке с явнм удовольствием, и его голубые глаза светились самым заурядным любопытством. Точь-в-точь деревенская молодуха. Ишь развлечение ему...

Пулемет оказался к тому же неисправным, и с деда слетела половина спеси.

— Не ожидал я от тебя такого конфуза, — укорил его ротный. — Лучший пулеметчик дивизии можно сказать, а так опростоволосился.

Дед ничего не ответил, но заметно стал нервничать. Подкручивал возвратную пружину, щелкал рукояткой затвора, осматривал замок — «максим» бил одиночными.

— Может быть, смазка замерзла, — предположила я вслух.

Дед поглядел на меня чертом и рявкнул на подчиненных: — Прокладку!

Но и это не помогло.

— Пошли дальше, — позвал меня командир роты и пообещал деду Бахвалову прислать ружмастера.

Старик возмутился:

— Пулеметчику Бахвалову мастера?! Да я сам любого мастера научу! — Его глаза молодо засверкали. — Разбирай, мазурики! Будет как часы.

Я сказала: —Загляну к вам на обратном пути.

Дед не удостоил меня ответом.

Это что же, во всех отделениях у меня такие деды? — спросила я Ухватова, едва мы отошли от дзота.