ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский - [46]

Но я боюсь, что это железные зубы взаимного гнева. Зубастые дети уже расправляют челюсти и собираются грызться на македонский манер.

Религия, национальность. Это призывы законные, стихийно-неизбежные, но тот и другой уже приводили народы к массовому безумию и заводили их в кровавый тупик.

Три века тому назад, когда началась Реформация, религия была на первом плане. Тогда французские протестанты с легким сердцем призывали английскую помощь, и английские католики, жертвуя жизнью, помогали французам высаживаться на Девонширском берегу. Угнетение еретиков было общим правилом. Но угнетенные, если могли, платили той же монетой.

Всем памятны ужасы Варфоломеевской ночи и истребление кальвинистов. Но Кальвин начал с того, что сжег Сервета на костре.[198] И пуритане Кромвеля лишили ирландских католиков огня и воды.[199]

V

Французская революция выдвинула вперед национальный принцип. С тех пор во имя объединения Германии и Италии, освобождения Польши и Греции лилась благородная кровь и приносились бесчисленные жертвы. Но вместе с тем каждое угнетенное племя пуще всего лелеет свою нетерпимость и мечтает о том, чтоб в свою очередь стать угнетателем.

Старый Кошут[200] был героем Венгрии, но дети его провозгласили: Венгрия для венгров, не для румын и не для славян.

Защита Миссолунги против турок — самая доблестная страница новогреческой истории. Но греческие притязания от Марицы до Фанара — это сплошной кровавый бред. Великая Греция, Великая Сербия, Великая Болгария, Великая Албания, целый клубок змей сплелся в изгибах македонских долин, и не знаешь даже, откуда приступиться и как начать.

Австрия более полвека путалась в том же змеином узле и только теперь понемногу переходит к простому равенству всеобщей подачи голосов. Во всей Западной Европе национальность — это лозунг вчерашний и уже убывающий. Он вдохновляет только задние ряды и пожилые души.

Но мы, русские, живем навыворот и движемся затылком вперед. Мы начали с «всеобщего, равного, тайного, прямого», а теперь переходим на австрийское положение…

Я знаю, что это неизбежно. От В. Жаботинского нельзя уйти. Он прет из почвы и растет, как трава. В этом историческая Немезида российского государства. Сорок лет тому назад Леванда и Богров[201] стремились к обрусению. Им ответили на это укреплением черты оседлости.

Во время турецкой войны карские армяне переделывали свои имена из «анца» на «ов». Но в ту пору русские стражники еще не научились помогать башибузукам и курдам в ловле беглецов из Вана и Битлиса. Как аукнулось, так и откликнулось. Кто сеет ветер, пожнет бурю.

VI

Я знаю все это и знаю другое, худшее. Есть еще один национализм, самый крупный из всех, истинно русский. Он еще не создался, он впереди, он будет. Его элементы еще не сплавились вместе. Мелкие племена и здесь забежали вперед. Анреп и Гучков, Меньшиков и Чепышев[202], и «Союз русского народа», все это пока существует порознь. Если Меньшиков основывает лигу потомков Святополка Окаянного[203] — значит, для русского национализма еще время не наступило. Чтоб сплавить его воедино и двинуть вперед, нужен свой Жаботинский, такой русский патриот, который не мечтает о казенных бутербродах и служит своему идолу, как настоящему Богу.

Когда в Петербурге и Москве и Киеве вместо доктора Дубровина[204] вырастет доктор Люгер[205] и вместо Меньшикова — Крамарж[206], и Жаботинскому из Вильны придется спорить уже не с наемным гастролером вроде Гурлянда[207], а с собственным российским двойником, столь же скупым и столь же неуступчивым, тогда у нас начнется Цислейтания и Транслейтания, и Россия обратится в Австрию огромного размера.

Я знаю, что это неминуемо, но я не в восторге от этого. Я еще скажу. В угоду В. Жаботинскому и его соседям мы не станем изменять наши старые девизы. Мы возгласим их еще громче и поднимем знамя еще выше. Наше знамя общее для всей России. Та же свобода для всех, и братство для всех, и любовь для всех. И нет в нашем призыве неправды и мести и «преувеличенной ненависти». Или если есть, то она направлена совсем в иную сторону.

Нам с В. Жаботинским совсем не по дороге. Мы не мечтаем о том, чтоб превратить Россию в ряд темных чуланов. Мы желали и желаем, чтобы Россия стала общим храмом, где всем будет светло и всем просторно.

Владимир Ж<аботинский>. Еврейский патриотизм [208]

В своем «Письме» я предупредил, что не желаю вступать в спор при таких условиях, когда оппонент может ответить мне сейчас, а я ему через месяц. Так и случилось: ответы на «письмо» дошли до меня только теперь. Поэтому буду просто продолжать линию своих мыслей и предоставляю моим почтенным противникам и дальше о ней высказываться, как Бог на душу положит. Отдельными точками из их статей буду пользоваться, но тоже не для оспаривания, а для иллюстрации своего взгляда.

На этот раз хочу коснуться вопроса, не относящегося непосредственно к литературе. Небезынтересно проследить роль ассимилированного еврея и в других плоскостях. Отчасти в pendant[209] к соображениям о евреях в русской литературе, мне бы хотелось высказать некоторые соображения о евреях в русском патриотизме — и о евреях в русском освободительном движении. На этот раз о патриотизме.