Читая «Лолиту» в Тегеране - [66]

Что запустило эту войну? Высокомерие новых деятелей Исламской революции, которые провоцировали «реакционные» и «еретические» ближневосточные режимы и подстрекали народ соседних стран на революционные бунты? А может, подчеркнутая неприязнь, которую питал новый режим к Саддаму Хуссейну, изгнавшему опального аятоллу Хомейни из Ирака, предварительно якобы заключив сделку с шахом? Быть может, дело было в давней вражде между Ираном и Ираком и в том, что иракцы мечтали о быстрой и легкой победе, наслушавшись обещаний о поддержке Запада, враждебного нынешнему иранскому революционному правительству.

По прошествии времени, когда исторические события выстраивают в единую цепь, анализируют и систематизируют в статьях и учебниках, их кажущаяся беспорядочность исчезает и восстанавливается логика и ясность, которой в непосредственный момент действия нет и в помине. Но тогда, в то теплое осеннее утро, для меня и миллионов простых иранцев война явилась полной неожиданностью: внезапная, нежеланная и абсолютно бессмысленная.

Той осенью я подолгу гуляла по широким тенистым аллеям у нашего дома. Вокруг благоухали сады и журчали ручьи, а я думала о своем неоднозначном отношении к войне, ибо к злости примешивалась любовь к своей стране и желание уберечь мой дом и родину. Одним сентябрьским вечером, в том сумеречном промежутке между временами года, когда в воздухе одновременно ощущаются лето и осень, меня отвлек от размышлений великолепный закат, вдруг открывшийся моему взору. Я застала игру меркнущего света меж тонких ветвей плюща, обвившего стволы нескольких стоявших рядом деревьев. Я остановилась, любуясь прозрачными отблесками заката, пока меня не отвлекли двое шагавших навстречу прохожих. Я пошла дальше.

Ниже по улице, идущей под пологим уклоном, на стене справа большими черными буквами кто-то написал цитату аятоллы Хомейни: «Эта война – наше великое благословение!» Я разозлилась, увидев этот лозунг. Великое благословение для кого?

2

Война с Ираком началась в сентябре и закончилась лишь в конце июля 1988 года. Военный конфликт в той или иной степени повлиял на все события этих восьми лет и определил ход нашей жизни после его окончания. Мир видал войны и похуже, хотя в той войне погибли и получили ранения более миллиона человек. Сначала война вроде бы объединила терзаемую противоречиями страну: мы все были иранцами, на нашу родину напал враг. Но даже в этом многим из нас не разрешили участвовать. С точки зрения режима, враг не просто напал на Иран; он атаковал Исламскую Республику; он атаковал ислам.

Поляризация, созданная режимом, вносила путаницу во всей сферы жизни. Войска Аллаха сражались не только с посланником Сатаны – иракским лидером Саддамом Хуссейном – но и с сатанинскими агентами внутри страны. С самого начала революции, на протяжении всей войны и даже после ее окончания исламский режим ни на минуту не забывал о священной битве с внутренними врагами. Любая форма критики теперь воспринималась как иракская пропаганда и угроза национальной безопасности. Группировки, принадлежащие к «нережимным» ветвям ислама, а также отдельных граждан «неправильных» взглядов к войне не допускали. Их могли казнить или отправить на фронт, но озвучивать свою общественную и политическую позицию они не имели права. В мире остались лишь две силы – армия Бога и армия Сатаны.

Ни одно мероприятие, ни одна общественная акция не обходилась без символической демонстрации лояльности. Новый режим ушел далеко за грань романтического символизма, характерного почти для всех политических режимов; он ушел в сферу чистого мифа, и последствия были катастрофическими. Исламская Республика была не просто создана по образу и подобию порядка, установленного пророком Мухаммедом в период его правления в Аравии; она была правлением пророка. Война между Ираном и Ираком проходила по тому же сценарию, что война третьего и самого воинственного имама Хусейна с неверными; иранцам предстояло отвоевать Кербелу, священный иракский город, где находилась гробница имама Хусейна. Иранские батальоны получили свои названия в честь пророка и двенадцати шиитских имамов[51]; они были армией Али, Хусейна и Махди, двенадцатого имама, чьего пришествия ждали шииты, а военные нападения на Ирак называли исключительно в честь знаменитых битв Мухаммеда. Аятолла Хомейни не был религиозным и политическим лидером; он сам был имамом.

В те дни я стала яростным и ненасытным коллекционером. Я собирала фотографии мучеников, юношей – некоторые были почти детьми; их публиковали в ежедневных газетах рядом с завещаниями, которые ребята составили перед отбытием на фронт. Я вырезала из газеты хвалебные слова аятоллы Хомейни о тринадцатилетнем парнишке, бросившемся на вражеский танк, и собирала рассказы молодых людей, которым перед отправкой на фронт вручали ключи от рая – настоящие ключи, их можно было повесить на шею. Им говорили, что, став мучениками, они отправятся прямиком в рай. То, что началось как импульсивное желание собрать хронику событий в моем дневнике, постепенно превратилось в алчное лихорадочное накопительство; мне казалось, что своими действиями я смогу наложить проклятье на неподвластные мне силы и найду во всем происходящем какую-то логику и смысл.